– Валерия давно спит, – сообщил мне Клавдио.
Я не стал его разубеждать. Чтобы как-то меня успокоить, Клавдио спустился к портье, вернулся и доложил, что никакого конверта на мое имя к ним не поступало. Он, конечно, успокоил меня еще больше.
– Давайте выпьем пива, – под конец предложил мне Клавдио.
Но я категорически отказался и отослал Клавдио спать. Сам я еще немного постоял на лоджии, но ощущение прекрасного вечера не возвращалось. И тогда я тоже лег спать, стараясь думать о Валерии, но мерещился кровавый глаз. Я так и задремал, отгоняя один образ и представляя себе другой.
Дядюшка Клавдий
Обнял сегодня я здесь девчонку, красавицу с виду.
Все мне хвалили ее, но оказалась – дерьмо.
Надпись на стене в Помпеях
Отравлен в Риме 13 октября 54 года…
Мать Клавдия – Антония Младшая, отец – полководец Друз… Покоряя Германию, Друз оттеснил врага в самую глушь. И тут явился ему призрак со словами: «Доколе, ненасытный Друз?..» Друз упал с лошади и скончался.
Клавдию едва исполнился годик, когда папашка Друз так неудачно покатался на лошадке. Вначале воспитанием сироты думал заняться дедушка – император Август, но юный Клавдий постоянно болел и настолько ослабел умом и телом, что не мог уразуметь императорской науки… Следующего воспитателя призвали из конюшни. Дядька варварского происхождения наказывал Клавдия за малейшую провинность – порол кнутом или вожжами, и на редкость профессионально. Взрослея параллельно с баранами и жеребчиками, Клавдий мог надеяться в будущем только на место старшего конюха. Для изысканных манер ему полагался образец со скотного двора, для философских размышлений – собственная судьба, а специальная шапочка предохраняла Клавдия от простуды. Родовитая императорская семья считала Клавдия по меньшей мере слабоумным. Собственная мать – уродом среди людей и, желая указать на чью-либо тупость, говорила: «Глупей моего Клавдия!» Интриганка бабушка, Ливия Друзилла, не питала в отношении Клавдия никаких надежд, обращалась к нему крайне редко, да и то в командном тоне – «подай», «поди» и «принеси». Дедушка Август часто задумывался над местом Клавдия в античном мире, но только по одной причине – куда бы упрятать дурака с глаз подальше? «И смотреть ему на скачки, да еще со священного императорского ложа, совершенно незачем. Он будет только привлекать к себе внимание и вызывать насмешки. И незачем ему вообще оставаться в Риме на Латинские игры». Эти указы Август сочинял по-гречески, потому что не хватало ему родных латинских слов для возмущений по поводу Клавдия…
Между тем семейный урод в потешной шапочке почти самостоятельно выучился грамоте, а дальше – искусству декламации и со временем уже трудился над историей города Рима и даже опубликовал сочинение «В защиту Цицерона». Но подобные успехи только забавляли императорскую семью как идиотские фокусы. Клавдий и сам не верил в серьезность своих занятий; сочинения, мысли и слова Клавдия не воспринимались в приличном обществе без поправки на то, что он недоумок. «Хоть убей, но я и сам изумлен, дорогая Ливия, – писал дедушка Август бабушке Друзилле, – что декламация твоего внука мне понравилась. Ума не приложу, как он мог говорить так связно полную бессмыслицу».
Шли годы; «сиятельный дурачок» – уникальная государственная должность, которую Клавдий занимал по праву своего рождения. Более того, на эту «должность» никто не претендовал. Интриги и заговоры не касались Клавдия, он не рассматривался в числе претендентов на власть, его не звали в сотоварищи, не стремились заручиться его поддержкой, не боялись, а только иногда оказывали знаки внимания, да и то по большим римским праздникам. Редкостное положение в античном обществе, и лучше всякого легиона телохранителей. Когда члены августейшей фамилии тряслись от страха за собственные жизни, ходячий апофеоз рода Клавдиев[1]беззаботно разгуливал по городу Риму…
У Тиберия он все-таки попросил другую должность, а не чучела огородного, и Тиберий подарил ему значки консула. Когда же Клавдий продолжал настаивать, Тиберий коротко отписал, что вдобавок на праздники пришлет ему сорок золотых. Тогда Клавдий оставил свои романтические порывы и просто жил дальше… Несколько раз при Калигуле отвечал за общественные зрелища. «Да здравствует Клавдий, дядя императора!» – скучно и вразнобой кричала толпа. Он чинно раскланивался…
Дело было в восьмой день до февральских календ… Калигула возвращался из театра по подземному переходу, когда в темном коридоре обратил внимание на часового. Гай принялся над ним издеваться, предлагая для пароля слово «баба» со всевозможными эпитетами. Внезапно караульный вытащил меч, Гай попытался увернуться, но караульный сильным ударом рассек императору затылок… Это был заговор. «Я жив!» – закричал Гай Калигула, как мальчишка, который после оплеухи повторяет «а вот и не больно, а вот и не больно». Но тут подбежали другие заговорщики и, ободряя друг друга, принялись рубить и колоть Гая. Через некоторое время трудно было признать в окровавленном теле императора Гая Калигулу…
Германские телохранители Калигулы настигли всех заговорщиков, в поспешности был убит пяток ни в чем не повинных сенаторов. «Эти варвары, – пишет Иосиф Флавий, имея в виду германцев, – легко раздражаются». Римская публика все еще находилась в театре, когда подоспело известие о смерти Калигулы. Зрители обсуждали это известие, одни с удовольствием, другие с горячностью, но тут германские телохранители с мечами наголо ворвались в театр и заставили всех замолчать. Зрители подумали, что настал их смертный час. Поднялся крик – публика умоляла германцев о пощаде, указывая на то, что преступление произошло без ведома здесь собравшихся. В конце концов германцы смягчились и бросили на театральный алтарь головы заговорщиков. Публика смотрела на отрубленные головы и ужасалась. «О, если бы у римского народа была только одна шея!..»
Так был убит Гай Калигула; прожил он двадцать девять лет, правил три года, десять месяцев и восемь дней.
Германские телохранители не разбирались во всех перипетиях латинского самомнения. Варвары охраняли персону императора, а какие законы будет издавать эта персона и каким авторитетом она пользуется в римском обществе, наемников не волновало. Источник доходов – Гай Калигула – был убит, и раздражительные германцы бегали с обнаженными мечами по императорскому дворцу, не зная, что делать далее. Дядюшка Клавдий прятался за портьерой, когда пробегавший мимо солдат приметил его ноги в сандалиях. Думая: здесь прячется уцелевший заговорщик, – варвар сорвал портьеру и обнаружил дрожавшего от страха Клавдия. Германец, видимо, решил, что смотрится в зеркало, – до того гримаса дядюшки Клавдия походила на его собственную рожу. Недаром воспитанием Клавдия занимался конюх с берегов Рейна. Хороший физиономист, германский солдат признал Клавдия и с криками «Я нашел вам нового императора!» потащил дядюшку Клавдия к сотоварищам. Те прекратили понапрасну буйствовать, взвалили Клавдия на носилки и понесли, как добычу, в свой лагерь…
