Действительно, кому и что мог поведать Сокс из всего того, что он знал про Белый дом? Челси, которая в нем души не чаяла? Так та просто не стала бы никогда его слушать. Потому что отца она обожала до беспамятства — это было видно невооруженным глазом. Кому еще? Хиллари?.. Так у Хиллари были, наверное, и свои источники информации. Покруче Сокса!.. Охране Президента? Уж охрана-то знала про Билли Клинтона раз в сто больше, чем Сокс!..
И все сплетни, которыми Сокс был нафарширован, оказывались никому не нужными... А они его переполняли до образования желчи!
Но тут вдруг появляюсь Я! Так сказать, «свежий объект», несколько взломавший привычный и в какой-то степени замкнутый мир Белого дома. Да к тому же «объект» стопроцентно родственной породы!..
Ну как тут было удержаться от сплетен?!
— Помню, в Арканзасе, когда я был еще совсем Котенком, а Билли губернатором, и вот-вот должна была начаться президентская выборная кампания, где решалось, будет Клинтон Президентом Америки или нет, наши противники отыскали всех мало-мальски известных женщин, с которыми когда-либо наш Билли путался. Они нашли и Дебору Матис — молодую журналистку из Арканзаса, и Элизабет Уорд — королеву красоты и «Мисс Арканзас», и Сюзанну Уайтейкер — личного секретаря Клинтона, и Леноколу Салливан — тоже «Мисс Арканзас» — красавицу мулатку!..
Я тут же вспомнил Рут Истлейк, которая была наверняка красивее всех баб Клинтона, и честно сказал свое мнение:
— И я его отлично понимаю! Молодой, красивый, спортивный мужик... Играет на саксофоне... Какого черта?!
— Но этих девок так раскрутили, что они стали давать на Билли какие-то грязные показания!.. — вскричал Сокс. — А Дженнифер Флауэрс про свой роман с Клинтоном даже книгу написала. Называется — «Страсть и предательство»!..
«Более пошлого названия эта бездарная корова придумать не могла!..» — сказал бы мой Шура.
— Причем подробности в книжке жуткие! — Сокс огляделся и понизил голос: — И — как он ее!.. И — куда!.. И сколько он может! И как он неутомим, и какой он гениальный любовник!.. Мало того, эта Дженнифер в мае девяносто четвертого даже аудиокассету выпустила с записью своих разговоров с нашим Билли! Кассета до сих пор в продаже...
— Елки-моталки! — завопил я в восторге. — Да ведь только такого Человека и нужно держать в Президентах!!! Который хоть что-то может!.. А не пердит от старческого недержания и не окружает свое кресло разными прохиндеями и ворюгами!..
— Мистер Плоткин фон Тифенбах, — неожиданно официально и, я бы даже сказал, сурово прервал меня Сокс. — Америка — страна строгих и незыблемых традиций...
— Ну да, стрелять в Президентов!.. — успел вставить я, но Сокс даже внимания на это не обратил.
— Может быть, для иностранца наши традиции покажутся несколько пуританскими, но у нас вот такие прыжки по бабам очень и очень не любят, — строго закончил Сокс.
— Да пошел ты!.. — сказал я ему и еле удержался, чтобы не сказать куда. — «Липа» это все, понимаешь?! Вранье и беззастенчивое ханжество! Если бы ваш народ ЭТОГО НЕ ЛЮБИЛ — откуда у вас было бы столько Людей на улицах?! ЭТО все любят! Все! Все! Все!
— Ну, «все» — это слишком сильно сказано, — проговорил Сокс, делая вид, что разглядывает какую-то щепочку, валявшуюся в траве. — Некоторым на ЭТО глубоко наплевать!
Хотелось мне ему сказать, что наплевать на ЭТО могут — только те, у кого яйца уже давно в помойке. А настоящему Коту или мужику ЭТО до глубокой старости интересно! Так как в ЖИЗНИ ЭТО и есть самое ГЛАВНОЕ. Потому что ЭТО и есть сама ЖИЗНЬ!..
Тут я сам малость подзапутался, но не сказал Соксу ни слова — боялся его обидеть. Постарался выбрать слова помягче:
— Ты прости меня, Сокс, но не следует рассуждать о вещах, о которых ты не имеешь понятия...
— То есть как это я «не имею понятия»?! — вскинулся вдруг Сокс. — Да я сотни раз наблюдал за этим процессом — и у Кошек, и у Собак, и у Людей!..
— Ну, Кошки и Собаки — понятно, но вот где ты Людей-то видел во время ЭТОГО самого дела? — удивился я.
— Господи! — возмущенно стал защищаться Сокс. — Да мало ли агентов секретной службы трахают наших горничных где ни попадя?! Или парковая служба совокупляется летом во время покоса травы или ухода за клумбами!.. А что на кухне творится, в прачечных, на посудных и постельных складах?! Да не проходит и дня, чтобы кто-нибудь кого-нибудь не отпользовал!.. Да я про это все знаю! Еще и тебя мог бы научить!..
Вот тут я не выдержал и сказал ему:
— Знаешь, Сокс, ты мне напоминаешь старого еврея, который бегал по бортику плавательного бассейна и всех учил, как нужно плавать. А когда его спросили: «Рабинович, вы так хорошо умеете плавать?» — он ответил: «Нет, плавать я не умею, но знаю КАК!»
Это был коронный анекдот Шуры Плоткина. Он как-то в Москве, в одном крупном издательстве, где готовилась к печати его книжка, сборник лучших рассказов и фельетонов, поведал этот анекдотец главному редактору издательства, когда тот потребовал от Шуры переработки почти всей рукописи.
Книгу тут же выкинули из типографского набора, а вахтерам было приказано не пускать Плоткина даже на порог этого издательства.
Помню, я еще ему тогда сказал:
— Шура ты, Шура!.. Ну неужели ты не мог сдержаться и не хамить этому редактору? Тем более что он — главный... Ну сделал бы две-три поправочки, глядишь, он и отвязался бы... А мы сейчас уже имели бы книжку в руках и деньги в кармане. Могли бы за квартиру заплатить, за свет, за газ... И вообще — КНИЖКА есть КНИЖКА! Это тебе не фельетончик в «Вечерке» или рассказик в «Часе пик». Сам же говорил... Сам же о КНИЖКЕ мечтал!..
А Шура, помню, тогда мне ответил:
— Знаешь, Мартышка, у Александра Сергеевича, у Пушкина, в «Капитанской дочке» есть коротенький, но очень четкий эпиграф — «Береги честь смолоду». А мне уже за тридцать... Все! Молодость прошла. Так ты представь себе — как мне-то, в моем возрасте, нужно беречь эту честь!..
Помню, я на него с такой безнадегой лапой махнул, и мы оба рассмеялись. А потом поскребли по карманам и поперли в лавочку — за моим «хеком мороженым безголовым» и за бутылкой портвейна «Агдам» для Шуры. Он какую-то девицу в гости ждал...
Но то ли Сокс не был сейчас расположен к юмору и иронии в собственный адрес, но он сделал вид, что даже не слышал эту мою хохмочку.
— Мне не хотелось бы быть превратно понятым, — сказал он. — Я далек от осуждения ЭТОГО АКТА. Просто мне это — неинтересно. Хотя у меня и есть одна приятельница — Кошка Зяма, из очень приличной и состоятельной семьи...
— Погоди, погоди, Сокс!.. — всполошился я. Не пристает ли к Соксу какой-нибудь педик? — Но Зяма — это же мужское имя?!
— Когда ее взяли в тот дом Котенком, все думали, что это ОН. И назвали Зямой, а потом выяснилось, что это ОНА... А к имени уже привыкли... Отсюда и Зяма. Так вот, Зяма часто заходит ко мне, мы с ней играем, болтаем, немножко даже ласкаемся, но, конечно, чисто платонически...
