Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
…Воспомнил юноша свой плен,
Как сна ужасного тревоги,
И слышит: загремели вдруг
Его закованные ноги…
Всё, всё сказал ужасный звук;
Затмилась перед ним природа.
Прости, священная свобода!
Он раб![3]
О как! Все точно. Раб – и без никаких. (Больше цитат не будет, не тревожьтесь.) Но тут просто про нашего героя написано. Только наш, про которого этот, сто непонятно какой, «Кавказский пленник» повествует, не юноша. А остальное все сходится совершенно буквально: место действия и расстановка сил. Но вряд ли только так красиво получится написать, как тогда писали. Времена меняются, и не хватает букв. Тех, которыми когда-то наши классики пользовались и которые, однако, стали лишними. Народ взбунтовался, смел лишние буквы, как ненужный сор. Вот оно и пошло-поехало. И подкатило к нашему гордому веку.
Гордиться есть чем, несмотря на потери. Буквы – тьфу. Одной закорючкой больше, одной меньше, делу не помеха. В сортирах и на стенах подъездов слова из трех, четырех, пяти букв живее всех живых. Что еще надо? Территории необъятные, пусто, как во времена динозавров. В недрах всего полно. Зимой снег, летом солнце. Березы, осины, куст ракиты над рекой. Трудности неизменно преодолеваем. Характер – поискать. Позитивные сдвиги появились. Романтики поисчезали. Народ реально смотрит на вещи. Сам себе помогает. Только на себя надеется. А это дорогого стоит.
Вот ну-ка ткнем наугад пальцем в самую народную гущу и приблизим к себе эту случайно тыкнутую точку. Увеличиваем, так, на первый взгляд может даже старичком показаться. Но если его как следует помыть, побрить и причесать, станет понятно, что ему лет сорок, ну может, совсем с небольшим. То есть самый лучший мужской возраст. Вот в таких вот и нуждаются женщины для создания семьи и уютного гнезда.
2
Давным-давно, больше двадцати лет назад. вернулся он из армии. Парень хоть куда, с дипломом техникума по радиоэлектронике. Женился на девушке из поселка, не простой, а обучавшейся в педучилище. Ей, как стала она учительствовать, выделили от поссовета каркасно-щитовой трехкомнатный дом о верандой. Чтоб семью заводила и крепко корнями врастала в окружающий ландшафт. Он же устроился работать на очень серьезное предприятие почти что в самой столице. Детей они даже не сразу завели, решили сначала все подготовить, купить вещи в дом. Чтоб потом уже думать только о потомстве. И у них постепенно накопилось все необходимое: цветной телевизор отечественного производства, два ковра чистошерстяных висели на стенах в зале и в спальне. Холодильник и отдельная морозильная камера, чтоб запасы хранить. Мягкая мебель, румынский гарнитур. Стенка. Кухню он сам смастерил, своими руками. Миксер. Скороварка. Два сервиза, хрустальные вазы. Кофеварка. Пылесос. Фен. Стеганое покрывало. Подушки перовые. Сапоги зимние на цигеечке и осенние. Полушубок дубленка мужской. Две ондатровые шапки – ему и ей. Пальто с норковым воротником. Золотое кольцо с фианитом. Музыкальный центр. Им еще, как водится, родители помогали, и его, и ее. Жили все в одном поселке, у всех справные квартиры. Естественно, все силы бросили на детей.
Серёнька родился через пять лет их неустанного обустройства. Дом, понятное дело, был полная чаша. Но в стране уже разлаживалось. Появились ограничения. Прежде всего – в выпивке. Продавать стали только с двух до семи, в одни руки давали не сколько хочешь, а сколько велел начальник государства. Может, он и хотел добра своим подчиненным, только по ограниченности кругозора не осознавал очевидного закона: любое отсутствие требует немедленного присутствия того, что отсутствует. И даже в большем количестве.
Начали тогда пить, что придется. Назло ветрам и непогоде. По чуть-чуть. И еще по чуть-чуть. И так далее. Сами чего-то там варили-колдовали. А женщина, как чего сварит, тоже тянется попробовать. Но ели еще в три горла, и закуски всегда был полный стол, причем закуски своей, без ядохимикатов, сульфитов-сульфатов и чернобыльских огурчиков-помидорчиков.
Серёнька все это благоденствие застал и помнил хорошо. Памятью и держался. Было время, он мог крикнуть в пространство: «Молочка!», и откуда ни возьмись появлялся бидон, из бидона молоко лилось в большенную кружку. Можно было туда еще сахару насыпать сколько хочешь. И самое вкусное оставалось на дне, он столовой ложкой собирал гущу сахара с молоком. Кушал хорошо. Все им гордились. Ест, мол, как взрослый мужик, работник будет хороший, в папку, дом себе своими руками отстроит, женится, детей понаделает, тоже кушать будут деловито.
Но папка сам-то понемногу сдавал. Он уже не мог дождаться до дома, где всегда пока еще было что выпить и чем закусить, и где-то перехватывал на пути, со случайными встречными. Мамка ждала, злилась и начинала одна, без него, чтоб доказать, что и ей не скучно, что и она себе веселье найдет, раз так.
По выходным, правда, отдыхали еще культурно, деды с бабками подтягивались. Пельмени, а то и котлеты варганили из ворованного мяса. Где-то наладились воровать, с кем-то там договорились и неуюта не чувствовали. Хотя в магазины уже практически ничего не завозили, но магазины были ни при чем уже после главного – алкогольного сигнала. После выходных все болели. Стонали утром в понедельник, кряхтели, но на работу шли. Серёнька сам топал в детский сад. Там пройти было – всего двадцать детских шажков. Кормили нормально, добавки – сколько хочешь. Кто плохо ел, тех заставляли, не выпускали из-за стола играть.
К школе он лучше всех был готов, в пять лет читал, считал до ста и писал крупными буквами, но довольно стройно. В конце мая, перед первым его школьным годом, мать родила девчонку, сестричку Светку. Она сама говорила, что решила рожать, чтоб всей семьей начать новую жизнь. Тут еще и до родов перемены были лихие. Батяня больше не работал, там у них все позакрывалось и посокращалось. Деды с бабками были пенсионерами (пенсии – смех один получать), на огородах во всю силу работать уже не могли, а выпить – вынь да положь в любом случае, к тому же полезли из них всякие хронические болезни. Мать одна работала. И вот она подгадала так родить, чтоб немножко повыкармливать до сентября Светланку, а потом пусть отец с ней сидит, раз у него работы нет. Она читала в журнале «Смена», что такие варианты существуют и это очень скрепляет семью. Потом она очень надеялась, что благодаря Светке пьянка в доме поутихнет и все пойдет по той колее, о которой мечталось ей с подругами лет в четырнадцать-пятнадцать. Ну там – муж – волшебный рыцарь, опора жизни, дети – прекрасные цветы, как с шоколадной обертки, она – сама красавица хоть куда, но верная мужу, потому что любит навек.
Меж тем деньги в школе платить перестали. Муж мирно сидеть с младенцем отказывался, скучал. Он брал на дом чужие телевизоры, фены и прочее добро, в два счета чинил их, а на вырученные деньги добывал себе веселье. Поддатый, он мирно уживался с орущей мокрой Светкой, пел ей песни и рассказывал армейские истории, пока не засыпал сам. Уроков у Серёги было мало, к тому же он все знал и скучал в классе. Он стремился домой, боясь за маленькое живое существо, не умеющее постоять за себя. Светка всегда оказывалась зассатая-засратая и худая лицом от напрасных слез. Он мыл ее, пеленал и кормил из бутылки. Тогда она на глазах делалась красивой, щекастой. Когда мать приходила, все было в порядке. Отец и дочь спали. Сын тут же просился гулять и исчезал до ночи. Мать не волновалась за Светку, под присмотром отца пропасть она не могла.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
