Еще весной, да.
Я хорошо помнил тот вечер. С одной стороны, я жалел, что не стал после встречаться с Оленькой, а с другой – меня что-то от нее оттолкнуло. Она сама предложила мне секс. Что уже было непривычно. Я пару раз говорил с ней по телефону, и вот она мне сказала, что согласна со мной этим заниматься. Я дождался, когда дома никого не будет: у нее тоже были проблемы с «где», и первым освободилось мое помещение. Оленька приехала ко мне. У нас было полтора часа до приезда родителей и моего младшего брата. Я завел ее к себе в комнату, быстро раздел и поцеловал в губы. Не стал целовать ее между ног или хотя бы грудь, а почти сразу разделся сам. И собрался воткнуть член, но тут она вдруг меня прервала.
– Что такое? – спросил я.
Решил, что она заставит меня надевать презерватив. А я не хотел этого. Вдруг я испытал раздражение. Такое глупое раздражение. Что, типа, вот, я тут главный, но я не хочу натягивать презерватив. Не хочу сейчас, такой мой каприз, хоть я и не противник презиков. Просто мне хотелось зачем-то думать, что она тут ничего не решает. Странно, что я, когда воспроизводил в голове этот случай, удивился своему этому раздражению и не смог хорошо его понять.
Но Оленька достала не презервативы, а упаковку таблеток с дыркой посередине.
– Что это?
– Это фарматекс, – сказала она.
И дала таблетку мне. Неужели я должен это съесть, тупая мысль – но я не смог нащупать никакой другой догадки.
– И что? – спросил я в недоумении.
Она направила мою руку, чтобы я установил таблетку там, где ей место. Я слегка смутился от своей оплошности. Оленька велела ждать восемь минут, пока таблетка растворится в ней, а пока стала целоваться со мной. А я мысленно считал минуты, испытывая апатию ко всему. И я смотрел на все это, как со стороны, но член и без меня сработал, попал куда надо и уткнулся раньше времени. Короткая, подумал я. Одно мимолетное удивление. Короткая, и поехали.
«Короткая», – эта странная мысль прозвучала, как закадровый голос, поясняющий происходящее в мультипликационной сказке. Я был глупым нарисованным персонажем, и голос бабушки объяснил мне, что просто она короткая, и я тут же это принял и пошел по мультяшным своим простым делам. Все получалось технично. Но я не мог справиться с чувством собственной отстраненности. Что-то было не так, технически выглядело очень неплохо, но внутреннее не соответствовало внешнему. Я просто наблюдал, просто смотрел и прикидывал, что где-то треть члена работает вхолостую, что девушке со мной, похоже, хорошо, а мне – никак. Мы бы успели еще раз, и Оленька этого хотела, сто процентов, но я тупо дождался, пока она стала собираться.
И потом она ушла. А я остался.
Но вспоминал о ней и жалел, что не впустил Оленьку в себя. Но теперь уже поздно, да и как бы я это сделал? Она сделала это – а я нет, не знаю, почему так вышло. У нее появился парень, неважно.
И потом были еще несколько случаев, но я был пьян. А это не идет в зачет.
* * *
Теперь я отказался от Вики; нет, конечно, скорее это она отказалась от меня. И ладно – к тому моменту мне уже начинала нравиться Васильева, тоже девочка с моей группы. У маленькой Васильевой были большие умные широко посаженные глаза.
Но вся штука была в том, как она могла ради прикола сесть ко мне на колени и подышать в ухо «ежиком». Быстро-быстро в мое ухо, дышать сквозь зубы, с приятным щекочущим звуком, действительно, ежики, думаю, издают похожий звук, когда дышат. Только Васильева делала это так, что вибрации проходили от уха до нёба, потом до сердца, затем до желудка, до простаты и до ануса и уходили в пятки. Я разделялся на две части тогда: с одной стороны, был настоящим большим человеком, у которого сидит на коленях Васильева и дышит ему в ухо, с другой стороны, я – маленький игрушечный человечек – летел на парашюте по волнам вибраций, создаваемых Васильевой внутри у самого себя, только большого.
– Перестань, – тут же говорил я, слишком это было волнительно, – я не могу терпеть такое! Я же мальчик, а ты девочка!
А она на это отвечала:
– Странный человек. Не может терпеть, когда ему делают ежика в ухо.
Я решился дать ей почитать свои стихи и рассказы, и они пришлись ей по душе.
Васильева показывала интересные этюды. И вообще довольно органично смотрелась на сцене. Видимо, таких людей и называют талантливыми. Плюс у Васильевой был дар ежика, тут Вика, как говорится, и рядом не валялась.
Если бы не пришло письмо, наверное, что-то началось бы у нас с Васильевой. Но письмо пришло, и все изменилось. Я и Васильева отправились на задворки праздника жизни, я просто даже забыл о Васильевой на некоторое время.
Иногда, может, раз в неделю или даже реже, когда не было пары в институте или не хотелось идти на пару, я заходил к отцу на работу, чтобы немного посидеть в Интернете.
Я прошел через охрану, отец впустил меня.
– Думал, уже не придешь, – сказал он. – Садись, буду через час.
На нем уже были шорты и футболка. Он обычно закрывал меня на ключ, а сам уходил на весь обеденный перерыв, но не есть, а играть в настольный теннис. У них в конторе достаточно внимания уделялось корпоративному спорту, и отец был рад этому: за три года в Регионгазе он начал на раз делать даже некоторых мастеров спорта.
Я же сел за компьютер и первым делом проверил самиздат на lib.ru. Помимо самиздата и почты, в общем-то, и нечем было заниматься в Интернете. На lib.ru висели мои стихи, девять рассказов и небольшая повесть (что-то около шестидесяти тысяч символов) – вот почти все, что было мной написано на тот момент. Новых отзывов я не получил. У меня было не очень-то много читателей, а постоянных вообще всего штук десять. Ничего нового. Тогда я открыл почту. Мне мало кто писал. Но на этот раз было-таки два непрочитанных письма. Последнее письмо было из Америки – от знакомой, которая теперь там училась; собственно, она-то и была единственным человеком, с которым я вел постоянную переписку. Зато первое письмо было из Москвы – от координатора литературной премии. ПЕРВОЕ ПИСЬМО БЫЛО ИЗ МОСКВЫ – ОТ КООРДИНАТОРА ЛИТЕРАТУРНОЙ ПРЕМИИ.
Я прочел это письмо раз сто.
Потом встал, прошелся по кабинету, сел, ответил на письмо девушке в Америку и опять перечитал письмо из Москвы.
Вот что в нем было:
– я стал финалистом литературной премии для молодых литераторов (до двадцати пяти лет) в номинации «Малая проза». На премию в этом году было прислано более сорока четырех тысяч подборок;
– в первых числах декабря я должен приехать в Москву. Премия оплачивает билет в купейном вагоне в оба конца и проживание – сначала в гостинице, потом в подмосковном пансионате «Липки», где будут проводиться мастер-классы (нас научат жить именитые литераторы) и будут обсуждаться наши работы;
– я должен к тому времени попытаться прочесть тексты других финалистов во всех номинациях («Крупная проза», «Малая проза», «Поэзия», «Драматургия», «Критика»), эти тексты прилагаются к письму;
