Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Конечно, мы жили не в Неаполе и не в Болонье, однако же и в Риме мы умеем готовить рагу. На сегодняшний день, возможно, традиции уже несколько утеряны, но это изысканное кушанье всегда остается единственным истинным «воскресным угощением» по многим причинам: прежде всего из-за времени, необходимого для его приготовления, которое итальянские матери семейств могут выкроить только на седьмой день недели; нельзя не признать и роль экономической подоплеки, то есть стоимости составляющих его продуктов. Не будем упоминать и о калорийности: наверняка лишь немногие были бы в состоянии возобновить работу в послеобеденное время, предварительно набив себе желудок доброй порцией фетуччини аль рагу.
Традиционный рецепт нашей семьи Спагетти состоит в том, чтобы подрумянить в нескольких ложках оливкового масла телятину с салом, грудинкой, петрушкой, перцем, измельченным чесноком и луком. Когда мясо как следует подрумянилось, огонь уменьшают и начинают медленно подливать вино, давая ему выпариваться и продолжая добавлять до тех пор, пока не образуется однородная смесь.
Тогда кладут томатное пюре и продолжают томить на медленном огне, пока соус не примет очень темно-красный цвет. Все это требует чрезвычайно длительного времени приготовления, но еще более длительного времени «выдержки», чтобы все ингредиенты могли идеально перемешаться. Некоторые готовят рагу за сутки вперед, чтобы оно было готово и «настоялось» для обеда на следующий день.
Чтобы потом корочкой собрать подливу, оставшуюся после первого, в нашем доме никогда не испытывалось недостатка в хлебе, который покупался непосредственно у булочника в Трастевере. По завершении ритуала удаления соуса с тарелки чуть ли не досуха мы все были готовы наброситься на второе, которое чаще всего состояло из рулетиков, фаршированных чесноком, сыром, солью и перцем. Мощное подкрепление на тот случай, если рагу оказалось недостаточно.
Однако же перед тем, как предаться воскресному кутежу, я должен был преодолеть последнее препятствие, которое для ребенка на самом деле могло представлять некоторое затруднение: переход улицы. Ибо я жил на улице Папы Григория VII, длинной магистрали, ведущей прямо на площадь Святого Петра, и в этот час в воскресенье по ней беспрерывно и хаотично снуют прохожие, автобусы и автомобили, возвращающиеся с молитвы, вознесенной к Святой Богородице.
Не знаю, сколько раз мне приходилось пересекать улицу Григория VII, чтобы пойти в собор Святого Петра, но один такой поход мне запомнился особо: день, когда избрали папу Иоанна Павла II. Весь город пришел в движение по случаю этого события, а также и толпы некатоликов, поскольку, в сущности, папу в Риме считают кем-то вроде престарелого дядюшки, одним словом, членом семьи. Много раз мне приходилось выжидать, сидя на мотороллере, по приказу регулировщиков, невзирая на зеленый свет светофора, чтобы пропустить папу с его свитой, и всегда меня забавляло ошеломленное выражение лиц туристов, стоявших у светофора подле меня, когда я объяснял им: «Папа едет!» Их устрашенные физиономии всегда возбуждали во мне некоторое подобие нежности.
Избрание Иоанна Павла II для меня было действительно волнующим событием. Мне объяснили, что итог выборов я пойму по цвету дыма, который пойдет из дымохода Сикстинской капеллы: черный дым означал отрицательный результат, то есть ни один из «кандидатов» не набрал двух третей голосов в свою пользу, белый дым сообщал об избрании нового понтифика. Опять-таки меня просветили, что черный дым возникает от сожжения бумаг, а белый – при добавлении влажной соломы.
Зараженный волнениями людей вокруг меня на огромной площади Святого Петра, я ни на секунду не сводил глаз с дымохода, надеясь увидеть, как начнет виться белый дымок. Вместо этого после длительного ожидания появился унылый черный дым, сопровождаемый разочарованным «ооххх» толпы, извещая нас, что попытка не удалась.
Я спросил у родителей, не может ли конклав остаться на совещании еще некоторое время, возможно, они передумают и перед тем, как отправиться спать, изберут кого-то, так что на следующий день я смогу рассказать в школе, что «я там был». Мне опять-таки разъяснили, что это не так просто и быстро, как поджарить пару колбасок на углях, и мы отправились по пологому склону улицы Григория VII, которая привела нас к дому. Мне удалось увидеть белый дым только по телевизору, так же как и первое выступление Иоанна Павла II.
Ясно, что в обычное воскресенье на молитву Святой Богородице не являлась такая толпа, как в день избрания, но, для того чтобы пересечь знаменитую улицу Григория VII, мне пришлось быть очень внимательным. Вернувшись домой, я имел возможность восстановить за столом силы, оставленные на приходском футбольном поле. Однако это была лишь короткая передышка – в полтретьего начиналось событие, которое я ожидал в течение всей недели: футбольный чемпионат серии А.
Поскольку я пообедал дома, у меня не было возможности посетить стадион, так что следить за игрой я мог, лишь припав к радио. Существовало два варианта: либо вернуться на футбольную площадку с моими друзьями и вместе с ними слушать известия о происходящих событиях, ведь там всегда были один или несколько радиоприемников, либо сконцентрироваться на словах радиокомментаторов дома. По мере того как текли минуты, я пытался запомнить тембр голоса журналиста, который вел передачу о «Лацио», команде, за которую я болел, и каждый раз, когда кто-то вмешивался, чтобы сообщить о голе, мне казалось, что я чувствовал удар в грудь кулаком, и некоторые доли секунды пытался понять, не раздался ли этот голос с площадки, на которой играли наши ребята. Но часто у радиокомментаторов были похожие голоса, и я приходил в волнение, когда говорящий объявлял о голе, но потом отдавал себе отчет в том, что его забила не «Лацио».
По окончании матча, чтобы восстановиться после серьезного напряжения от прослушанной радиопередачи, мы в отличие от взрослых, все еще изнемогающих после рагу, рулетиков и пирожных, возвращались на поле, где играли до вечера, если нам разрешали родители.
Послеобеденный футбол не являлся исключительно воскресным развлечением: мы играли каждый божий день, независимо от того, были занятия в школе или нет, случился ли всемирный потоп или стояла сорокаградусная жара, мы играли, пока у нас была хоть какая-то возможность. Зимой мы превращались в летучих мышей, продолжая бегать за мячом, когда его уже не было видно. Я даже играл в темноте в одиночестве, пока родители не приходили за мной после того, как уже обзвонили все больницы в окрестностях…
Однако же над послеобеденными матчами в течение недели висела тяжкая повинность: урок катехизиса. Из шестидесяти сорванцов, гоняющихся за мячом, каждый день после обеда группами, человек по пятнадцать, мы должны были покидать поле, чтобы присутствовать на часовом уроке в здании прихода. Игра прекращалась за несколько минут до урока, и те, кому выпал жребий, уходили с рыданиями и истериками, в то время как другие с легким сердцем продолжали носиться по полю.
К счастью, площадка была окружена небольшими холмами с богатой растительностью, и примерно за четверть часа до рокового момента детвора скрывалась между ветвями деревьев, чтобы их не поймали за чуб и не отвели на урок. На поле царствовали те, кто по какому-то странному капризу судьбы не ходили на катехизис.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
