— Фарш! — сказал Бони, воспользовавшись словом, которым в Марблхеде маскировали «блин», под которым, в свою очередь, скрывались другие, совсем уж нецензурные междометия.
— Сваливай, дерьмо летит! — машинально произнесла в ответ Тесс.
Почему-то уж так повелось в Марблхеде, что именно этой фразой нужно было отвечать на эмоциональные высказывания в свой адрес. Само по себе это выражение восходило к тем далеким временам, когда о канализации в здешних краях еще никто и не слыхал, и ведра с помоями и отбросами после соответствующего предупреждения прохожим опорожнялись прямо в придорожную канаву. Да, Марблхед действительно был старинный город с богатыми традициями, и он сумел сохранить своеобразие и некоторую закрытость. Только те, чьи предки жили здесь на протяжении как минимум четырех поколений, имели право с полным основанием именовать себя настоящими марблхедцами или же сокращенно — просто «хедцами». Все же остальные считались здесь чужаками, и коренные жители с удовольствием использовали присказки типа «фарш!», чтобы продемонстрировать свою непохожесть на тех, кто «понаехал» на этот уединенный полуостров, взвинтил здесь цены на жилье и услуги и ради кого теперь на Плезент-стрит в каждой забегаловке варили капучино.
— Ладно, пока, увидимся, — сказала Тесс, направляясь к причалу.
— Ты смотри аккуратнее там, погода шалит! — крикнул ей вслед Бони.
— Да уж постараюсь, а ты, пока меня не будет, смотри не разбей сердце какой-нибудь красотке.
Компания старых рыбаков рассмеялась ей вслед. Тесс была одета в рабочие брюки цвета хаки с заплатками в цветочек на обоих коленях, в белый обтягивающий топик и большую, не по размеру, синюю мужскую рубашку. У нее были светло-зеленые глаза, а нос имел такую изящную форму, ради какой многие женщины в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке готовы платить пластическим хирургам тысячи и тысячи долларов. Тесс принадлежала к тому типу счастливых жительниц Новой Англии, которые одинаково хорошо — вне зависимости от времени года — выглядят как на пикниках, устраиваемых яхт-клубом, так и где-нибудь на катке в лютый мороз. Ее красота была настолько естественной и сама Тесс настолько привыкла к ней, что могла себе позволить заглядывать в зеркало не слишком часто — в основном только ради того, чтобы удостовериться, нет ли на лице ссадин и не идет ли носом кровь после тяжелой ночи, проведенной в шторм под мачтой с парусами.
Тесс шла по причалу туда, где слегка покачивалась на волнах ее гордость — тридцативосьмифутовый шлюп производства верфи «Аэродин»: серо-синий корпус, белоснежная палуба и золотыми буквами по корме надпись:
«КЕРЕНСИЯ».
Начинался прилив. Вода быстро прибывала, и Тесс с восторгом вдыхала висящий в воздухе запах водорослей и морской соли.
— Ну что, так и будешь там сидеть или все-таки мне поможешь? — спросила она, обращаясь к здоровенному парню, который беззаботно сидел на краю палубы, свесив ноги за борт.
— Ты и без меня прекрасно справишься, — ответил ей Тинк Уэзерби.
Он встал и одернул футболку, надпись на которой возвещала, что ее обладателя «можно использовать как спасательное средство на воде». Роста в нем было шесть футов четыре дюйма, грудь его походила на надутый ветром парус-спинакер, лицо заросло даже не бородой, а мохнатой шерстью, а свои непослушные, вечно спутанные волосы он имел обыкновение стричь самостоятельно. Любимой шуткой Тесс было напомнить Тинку и окружающим, что если ему на шею повесить флягу на веревочке, то больше всего он будет походить на сенбернара на горноспасательной службе в Альпах.
— Чего зря суетиться-то, — заявил он, когда Тесс шагнула на палубу, стараясь при этом не потерять равновесия, несмотря на увесистый тюк, лежащий у нее на плече. — У тебя у самой сил немерено — для девушки, конечно.
— Ты хотел сказать — для девушки, которая подписывает тебе чек на зарплату и может в любой момент выставить тебя пинком под зад, — огрызнулась Тесс и что было сил швырнула тюк с парусом в сторону Тинка.
Увесистый рулон ткани угодил парню прямо в живот, отчего тот даже был вынужден сделать шаг назад.
— Интересно, какое ей дело до моей задницы? — сказал Тинк, обращаясь к мешку с парусом и при этом искоса поглядывая на Тесс. — И что она в ней нашла?
— Поверь, Тинк, это очень печальное зрелище, — сообщила Тесс, спускаясь в каюту и не забыв при этом как бы случайно заехать Тинку локтем под ребра. — Всего одна неделя, — сказала она, снимая штурвал со стопора. — Одна неделя — и я уеду. Ты будешь по мне скучать?
— Скучать по тебе? Разве рабы скучают по хозяевам?
— Очень смешно, — сказала она, снимая кожухи с навигационных приборов. — Как там наш главный парус? Готов к большим путешествиям?
— Это просто произведение искусства. Лучший парус из всех, какие мы когда-нибудь шили, — ответил Тинк. — Тебе просто обзавидуются в любом порту мира.
— Звучит многообещающе, — улыбнулась Тесс, потягиваясь и делая несколько энергичных наклонов.
Все ее тело ныло от бесконечных физических упражнений, которые входили в программу подготовки к тому, что она задумала. В течение последних нескольких месяцев девушка беспрестанно качала пресс и бицепсы, пробежала и проплыла сотни миль. Каждый шаг, каждое ее движение были продуманы и тщательно просчитаны. Зато теперь она могла одна поставить и убрать любой парус при десятибалльном ветре, могла отстоять в одиночку несколько вахт кряду и — опять же одна — вытащить тяжеленный якорь.
На следующей неделе по сигналу — выстрелу из стартовой пушки — Тесс предстояло отправиться в кругосветное плавание, в ходе которого, если все пойдет нормально, она должна пройти под парусом больше тридцати тысяч миль. Эта регата была мечтой всей ее жизни — восхитительным приключением и в то же время отличной возможностью прорекламировать собственный бизнес — мастерскую по пошиву парусов. Людей, совершивших кругосветное путешествие под парусом в одиночку, меньше, чем тех, кто покорил Эверест. Целью Тесс было попасть в первую десятку женщин, которым удалось такое предприятие. До нее с этим справились только восемь представительниц слабого пола.
За Тесс переживали и болели, ее поддерживали все друзья, все знакомые и чуть ли не половина города. Чтобы собрать деньги для участия в регате, устраивались благотворительные распродажи домашней выпечки и аукционы, где предметом торгов были полуфабрикаты из лобстера. Даже члены местного муниципалитета приняли на одном из заседаний резолюцию, в которой объявили Тесс Кэрролл послом города в мире. Саму гонку, которая должна была стартовать в Бостонской бухте, намеревались освещать все телеканалы Новой Англии, а журналисты во всех уголках земли готовы были передавать информацию о ходе борьбы за первенство. Даже городские разгильдяи-подростки и те так или иначе были причастны к знаменательному событию: подопечные миссис Патернины — учащиеся класса с естественно-научным уклоном — обязались ежедневно сообщать путешественнице по электронной почте новости о жизни родного города.
Тинк опустился на колени и начал вытаскивать парус из упаковочного тюка. Полотнище было сложено как меха гармошки, и он постепенно раскладывал его — складку за складкой. Тесс стала помогать. «Просто шикарно получилось», — сказала она, похлопывая ладонью по внешней поверхности полотнища из зеленой тафты. Да, это произведение парусного искусства весьма слабо напоминало кусок парусины, который Тесс когда-то вырезала из покрывала и подняла на мачте своей первой лодки. Полотнище было поистине продуктом применения высоких технологий и, учитывая наличие в нем кевларовых нитей, могло выстоять против порывов самого сильного, ураганного ветра. Сотрудники мастерской Тесс затратили не одну неделю на подготовку, изготовление и окончательную обработку этого шедевра.
