Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
Я кивнул.
– Еще раз говорю – хочу, чтоб все было объективно. Чтобы люди сами про меня рассказали. Да, я мог бы с тобой сесть с диктофоном, все наговорить. Но и времени нет на это, и хочу, чтобы другие рассказали – такой вот взгляд со стороны… Это потом уже, когда ты все напишешь, я, может быть, что-то и подправлю, а может и нет, пусть все будет как есть, правильно?
Я не писал журналистских текстов семь месяцев и поэтому с энтузиазмом взялся за работу. Тем более что на обложке должна была стоять моя фамилия.
Поездка состоялась в конце января. Я две недели жил в убитом одноместном номере гостиницы «Центральная». Каждый вечер в фойе тусовались бандиты и проститутки. На меня они внимания не обращали.
Первый день я провел в читальном зале местной библиотеки в поисках статей и интервью. Все, имевшее хоть какую-то ценность, я отксерил, а потом добавил к «живым» интервью. Позже присоединил и фрагменты интервью губернатора, которое вышло в апреле, сразу после его отставки.
* * *
С его бывшей женой и сыном я встретился в их двухкомнатной хрущобе со смежными комнатами на окраине города. Пропахшая нафталином квартира оставила затхлое, унылое ощущение. Жена выглядела лет на шестьдесят, хотя была младше Ждана на год, и ей тогда было сорок восемь. Она долго отказывалась от интервью, потом наконец согласилась, но предупредила, что Саша – сын – разговаривать со мной не будет. Он пришел в середине нашего разговора, молча сел в продавленное кресло с ободранными деревянными подлокотниками, слушал. Потом, когда я уходил, он поднялся и сказал, что хочет проводить меня до остановки. Я ничего не спрашивал, он сам заговорил, и я еле успел нажать на кнопку диктофона.
Мать, Анна Семеновна, согласилась встретиться сразу, лепетала в трубку какой-то бред. Я все понял, когда приехал к ней в отдаленный район, почти на самую окраину. Ее «однушка» была завалена всяким хламом: у стен стояли коробки от бананов со старой мужской одеждой и обувью, сломанными игрушками, книгами, старой посудой. Она рассказала, что собирает весь этот мусор по мусорным бакам, а потом им торгует у ближайшего универсама – и кое-что даже покупают. На кухне жутко воняло. Я отказался от чая. В углу стояла батарея просроченных, вздувшихся консервов. Она сказала, что всю жизнь проработала в школе учительницей географии, и только два года назад ее «с почетом проводили на пенсию».
Черных, бывший коллега Ждана, назначил встречу в проектном институте, где он до сих пор работал. Это был невысокий лысеющий дядька в очках, с красным лицом. Отопление было отключено, старый обогреватель с раскаленной спиралью не помогал, мы сидели не снимая курток. Черных вынул из ящика стола бутылку водки и немытые стаканы, предложил мне выпить – я согласился, чтобы согреться. Три других стола в кабинете пустовали. Половина здания института сдавалась частным фирмам, у них проблем с оплатой отопления не возникало. Когда допили, Черных признался, что тоже пытался заниматься коммерцией, в результате чего попал в отделение неврозов. Деталей он не рассказал. Телефоны Хвата, которые дал мне Ждан, не отвечали, и я вышел на него через Ильенко, заместителя главного редактора местной независимой газеты, воюющей с мэром и губернатором. Он же – благодаря своим контактам – свел меня со Стасом и Инной, участниками первых занятий ждановского «Центра саморазвития личности», и даже нашел телефон бывшей подруги Ждана, Марины, которая год назад ушла от него и перебралась в Москву. Офис газеты был вполне приличным, недавно отремонтированным, но финансовая ситуация ухудшалась из-за конфликта с мэрией. «Идея главреда – он же владелец – в том, чтобы зарабатывать на рекламе, привлекать ее за счет интересной, объективной и правдивой информации, – сказал Ильенко. – Но все это хорошо работает в идеальной ситуации, а не в нашей». Позже я узнал, что на него два раза нападали и многократно угрожали за несанкционированные журналистские расследования.
С Хватом мы встретились в стрёмном кафе на строительном рынке, который он контролировал. Выглядел он как стереотипный бандит – в спортивном костюме, с золотой цепью, в бейсболке. Сказал, что все расскажет, «без пизды», но чтобы я назвал его в книге по имени и фамилии и «бизнесменом», а не «лидером криминальной группировки». «Сам пойми, на хера мне это? Кто надо, сам все знает, а зачем мне, чтобы лохи всякие знали, кто я и что я?» Он заказал бутылку армянского коньяка, сказав официантке: «Только смотри, настоящего, а не такого, как ты этим лохам приносишь, ясно?» Мы выпили по рюмке, потом по второй, и только после этого он заговорил.
Дольше всех пришлось повозиться с замгубернатора Кузнецовым. Я позвонил ему в первый же день, он ответил, сказал, что «конечно, пожалуйста, перезвоните завтра», и потом постоянно меня отфутболивал, надеясь, что я отстану. Через несколько дней он вообще стал бросать трубку, когда слышал мой голос. Что сам губернатор общаться не будет, сказал мне Ждан, не вдаваясь в подробности: «У них сейчас не все в норме». Но поведение Кузнецова меня удивило. В конце концов я его подкараулил у здания областного правительства, и ему было некуда деться. Мы поговорили не более получаса в его «мерседесе» с тонированными стеклами. Он сказал, чтобы я «ни в коем случае» не указывал фамилию, предложил формулировку «человек, знакомый с ситуацией в администрации губернатора».
Вернувшись из Курска, я встретился с Мариной. Выглядела она отлично, ни в коем случае не на свои тридцать четыре года. «Да, я танцую стриптиз», – сказала она в ответ на мой вопрос, чем она занимается в Москве, затянулась ментоловой сигаретой. Мы сидели в полупустом кафе у метро «Октябрьская». «Мне нечего скрывать, – продолжала она. – Я, правда, не знаю, какое это имеет отношение к предмету нашего разговора… Но если вы сочтете нужным…»
Потом я в свободное время «снимал» с диктофона интервью, пытаясь составить из их фрагментов более или менее связную биографию. Я решил принципиально ничего не менять, убрать только явную тавтологию. Оставил и фрагменты, прямого отношения к Ждану не имеющие, – например, где интервьюируемые рассказывали что-то о себе. Я также ничего не «цензурировал»: считал, что это должен сделать сам Ждан. Я собирался закончить первую часть – «курско-экстрасенсскую», показать Ждану, а потом взяться за вторую – «московско-политическую». Первая часть была закончена в конце апреля, а скоро всем стало уже не до книги. Но текст сохранился в моем ноутбуке.
II
Анна Семеновна Жданович, мать:
После войны сами ведаете, как тяжело было… Я перед войной еще педучилище кончила, а работать пойти не успела – все, война… Поехала у дяревню, к маме моей, Антонине Игнатьеуне… Там у нее усю войну – пока немец не погнал на работу у Германию… Я была со своей сестрой, Тоней – а она только замуж вышла и родила перед войной, и ее с маленьким – всех нас загнали у вагоны и повезли. Но мы с полицаем договорились – куда ей, с таким дитем – и у Германию? Вылезли с поезда у Литве и стали работать у пана, батрачками… До сорок четвертого года, пока наши не пришли…
После войны тяжело было, сами ведаете… Я поехала у Могилев, у районо, показала диплом – что дошкольное кончила. И меня тогда у Хотимск – у Могилеве учителей много, а у Хотимске – мало. И я там не только начальные, я потом и историю, и географию, и так и осталась потом географию… А Иван Николаевич к нам пришел военруком… Кадровый офицер, усю войну на фронте, два ранения и контузия… Он у общежитии, я у общежитии… Я у комнате с двумя женщинами, а он – один. Слово за слово – поженились. Я к нему у комнату переехала… Жили, жили… Сярожа родился у пятидесятом году. Только отпраздновали годовщину победы… А в пятьдесят третьем Сталин умер, и у тот же год – Ваня мой. Его война доконала, он добивался инвалидности, но так и не вышло… Осталась я одна, и с Сярожай. Мама моя – далеко, у дяревне, Тоня – тоже там, с ней… Думала – к ним поехать? А тут двоюродная сестра, Катя, пишет мне с Курска. А она старая дева, там и осталась… Пишет, что скучно одной, она тоже там у школе работает, учительница математики… Тоже живет у общежитии, но большая комната, тринадцать метров, места хватит на всех, у тесноте – не в обиде. Я и поехала к ней… Думала, может, мужчину там можно найти – не военного, так штатского, не штатского, так военного… Только что за мужчины там у школе? Так и осталась одна я с Сярожай… А Катя нашла себе старого деда, ей – сорок два, а ему пятьдесят восемь… И сошлась с ним…
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
