– Да я не смотрю почти. Выкидывай.
– Лень тащить на помойку. Ладно, пусть приглядывает за тобой, пока меня не будет. Как у тебя в универе? Как твой юный философ, что глаз не тебя положил, пора бы ему его уже забрать, место занимает, а то я могу и помочь.
– Это что, ревность?
– Нет, я только пытаюсь себя заставить.
– Сегодня смешно получилось: я опоздала на пару, только вошла, а он мне вопрос какой-то про Гегеля. Я говорю: «Дайте отдышаться». «Ладно, раздевайтесь пока», – говорит. Я ему: «Всё снимать?» А он мне: «Знаешь что – я скажу, когда хватит».
– Так ты сама с ним заигрываешь. Не жалко тебе парня?
– Надо же как-то развлекаться. Когда становится жалко, появляется скука.
– А что по испанскому? Глаголы зубришь?
– Да, учу неправильные глаголы прошедшего времени.
– Сколько можно-то? Уж и время прошло, а ты их всё учишь. Подумай о будущем.
– Будущее мы ещё не проходили.
– Когда ты его пройдёшь, оно уже станет прошедшим, я тебе помогу с ним, когда вернусь. Ждать тебе осталось немного.
– Я люблю ждать, так что у тебя никаких шансов. Ты попал. И жить тебе со мной до самой страсти. До самой старости я хотела сказать.
– Неплохо получилось. Пошли за страстью.
Устроим сегодня романтическую ночь.
– Отвальную ночь.
– Завальную. Завалюсь на тебя всей своей похотью.
– Мне уже страшно.
– Давай только не здесь, здесь родители спят. В смысле, мама с отчимом.
– И тебе всё слышно?
– Фрагментами.
– Как отчим?
– Он хороший. Добрый, но спокойный.
– Интересная формула. Значит, тебе повезло. Давно хотел тебя спросить, если это уместно. А что с отцом?
– Не знаю точно, шёл, шёл и в один мерзкий день сошёл с ума.
– Жил с психиатром и сошёл с ума?
– Мама – не сахар, хотя и врач, а он растаял, поплыл – музыкант, весь в творчестве, в оркестре, в своей трубе, то на репетициях, то на гастролях. В общем, появился третий. Видимо, он не ожидал. И съехал с катушек.
– Третий всегда всё испортит. На троих только соображать хорошо, а вот жить-то, наверное, не очень. Ладно, опять мы в прошедшее влезли. Боюсь, щас окислишься, как микросхема.
– Сам ты микро. Но вспоминать не хочется.
– Хороший диван. Твой? Я бы с такого вообще не вставал.
– Да, я на нём сплю. И мечтаю тоже на нём, и ем, и книги читаю, и уроки делаю.
– И целуешься…
Я утонул в шелках её волос, вслед за руками тихо сползала одежда, пока я разоблачал её гибкое тело, губы не выпускали её губ, прохладные и влажные, и те и другие говорили, говорили, говорили, весь их диалог начинался с «Я люблю тебя – я тоже тебя люблю», и выливался в «Я хочу тебя – я тоже тебя». Мы слились в одно целое на васильковой поляне постели, в окно поддувал тёплый бриз улицы, что ещё нужно для счастья?
– Не знаешь, зачем люди столько целуются?
– Думаю, это желание проникнуть как можно глубже в другого человека, рот – первое, что им попалось, руками же туда не полезешь.
– Разве что стоматолог.
– Раз в полгода.
– Не все им так доверяют, вот и проникли языком, языком любви. Что-то понять непостижимое, что-то объяснить переживаемое. Чем меньше люди понимают, тем больше целуются, чем больше узнают друг друга тем реже.
– Действительно, пожилые практически не целуются, они уже всё знают друг о друге… Да и губы уже не те.
– Дурак.
– Судя по звонку домофона, родители приехали, вроде обещали завтра, странно.
Как будто сработала сигнализация или учебная тревога, слух насторожился, объятия распались и мозг напрягся.
– А где мои джинсы?
– Ищи на полу, тут всё вместе, – на паркете, как на прилавке секонд-хенда, была свалена одежда и бельё, играя в четыре руки, мы пытались выбрать что-то подходящее в спешке, как будто магазин закрывался с минуты на минуту, мы были голые, и нам позарез нужно было одеться.
– В трусах как-то неудобно знакомиться.
– Так ты их не надевай.
Зашуршал ключ, дверь открылась, хотя даже Мэри не рассчитывала на день открытых дверей именно сегодня, вошла дама в шляпе и длинном пальто, с дачными цветочками и пакетом. Хотя всё это я только представил, потому что всё ещё искал сбежавший носок, носки постоянно норовят уединиться.
– Привет, мам!
– Привет, Мэри!
– У меня гости. Познакомься, это Фолк. Это мама.
– Мне Мэри рассказывала про тебя.
– Очень приятно.
– Музыку пришли послушать?
– Да, но не успели.
– Ну, извините. Меня на работу срочно вызвали.
– Ты одна приехала?
– Да, Борис остался до завтра. Покушали что-нибудь?
– Перекусили, я даже десерт приготовила. У Фолка сегодня отвальная ночь. Он в армию на следующей неделе уходит.
– В армию? Это же несовременно.
– Трудно им там без меня, решил помочь Родине, на год защитником или полузащитником.
– Сказал бы раньше, я бы тебе помогла откосить. У нас таких много, полежал бы месяц в клинике, написали бы тебе диагноз: прогрессирующая шизофрения, и всё. Учись себе дальше.
– С таким диагнозом Мэри меня разлюбит или жалеть начнёт. От жалости одни несчастья. К вам я ещё успею, может, после армии заеду.
– Постучи по дереву. После армии лучше домой.
– Ок, договорились.
– Чаю не хотите выпить со мной, а, Фолк? У меня есть пирожные.
– Спасибо, пирожное я уже поел, – улыбнулся я, глядя на Мэри.
– Да, он больше не может, завязывает со сладким… Мам, мы пойдём погуляем, – сквозь смех по фразе проталкивала Мэри.
– Как это у вас говорится, сломала я вам кайф.
– Да ничего страшного, кости молодые, перелом закрытый, срастётся… В другой раз.
– С каждым разом он становится всё более другим, – задумчиво отвесила мама, добавив: – На улице опять закапало, так что возьми зонт, Мэри.
– Хорошая у тебя мама, понимающая.
– Доктора, они проще к физике тел относятся, да и к химии чувств тоже. Счастье у них измеряется эндорфинами, а его отсутствие – кардиограммами.
Небо хотело ссать и, казалось, искало подворотню, чтобы обрушиться туда всей мощью своей нужды, оно уже расстегнуло ширинку молнией, опершись рукой на стену туч, прокашлялось громом, почему-то ему нравилось больше всего мочиться именно в этом городе, мясистые капли полетели на землю и на людей. Люди были готовы, они держали в руках по раскладному цветку, женщины – пёстрые, мужчины – предпочтительно чёрные. Мэри тоже раскрыла свой бирюзовый зонт. Мы прошли в обнимку пару кварталов под струями тёплого ливня и, хлебнув озона, решили зайти в какое-нибудь кафе.
