Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Катя нахлобучила фуражку Мише на голову.
– Ну-ка! – она забрала фонарик, ослепила Мишу лучом. – Красавец! Будто на тебя! А мне как?
Сдернула фуражку с Миши, надела на себя. Фуражка села глубоко, по самые, цвета американских купюр, глаза. Подсветила свое лицо снизу, отчего оно стало по-цирковому жутким.
– Эй ты! Фашист, враг народа, признавайся, готовил заговор против товарища Сталина и всего советского народа?! – Ткнула Мишу пальцем в грудь: – Говори! – Легонько шлепнула по щеке.
– Зачем имя изменил?
Шлепнула по другой щеке:
– Степа Свет… Мне нравится…
Катя сжала его лицо так, что рот сморщился трубочкой. Приблизилась.
Они коснулись друг друга губами. Фуражка упала под ноги.
Катя вошла во вкус и, надвинув слегка растоптанную фуражку на глаза, принялась руководить:
– Эй ты, фашист, натаскай-ка дров. Топить надо, ночи холодные.
Миша принялся возить дрова в тачке из сарая в дом. Это со стороны кажется, что возить в тачке груз – дело нетрудное, после двух полных тачек парень заметно вспотел. Снял очки, положил на ступеньки.
– Не останавливаться. Как там… Труд есть дело чести, дело боблести… тьфу! Доблести и геройства! – неожиданно проявила исторические познания Катя.
Пока Миша таскал, Катя распахнула все окна, собрала простыни с постели деда, мелкий мусор, морщась, выволокла во двор и велела поджечь. Так принято. Высокий, краткий костер.
После проветривания растопили печь, уселись перед огнем.
– Стены, кажется, крепкие, полы тоже, – топнула ногой Катя. – Добротный дом. Надо просто порядок навести и сделать мелкий ремонт. Но сначала все оформить. А то деньги вложим, а окажется, что документы не в порядке.
– Я тут думал, – подбирая слова, начала Миша. – Знаешь… хочу дом этот продать, а деньги какому-нибудь приюту перевести.
– Много не выручишь. А с чего вдруг?
– Тебе это может показаться странностью, но… мне как-то неприятно наследство от палача принимать. Я как бы его грехи на себя беру. Вроде как прощаю его. Становлюсь таким, как он.
– Мама родная, слова-то какие! Палач. Грехи, – рассмеялась Катя. – Какие грехи?
– Ну… ты же понимаешь.
– Это все только в твоей голове. У тебя просто богатое воображение. Это просто дом, который построил твой дед. Обычное наследство. Береги его, ремонтируй, поддерживай, потом детям оставишь. Нашим детям.
Раздался стук в дверь.
– Мне послышалось?
– Кто-то стучит.
– Вроде, кроме нас, тут никого.
– Пойду гляну, – Миша шагнул к двери.
– На, возьми на всякий случай, – Катя протянула кочергу.
Миша усмехнулся, но кочергу взял. Катя и не думала шутить, вооружилась ножом. Миша отпер дверь, ведущую из дома на веранду. Распахнул. В темных стеклах веранды отражался его силуэт и освещенная комната позади него. Из отражения на Мишу смотрел фотографический портрет деда, висящий у него за спиной.
Дождавшись, когда глаза привыкнут к темноте, Миша откинул крючок с остекленной ромбами двери веранды, шагнул в сад.
Моросило.
– Никого! – крикнул Миша. – Показалось.
Стараясь не поворачиваться к саду спиной, Миша плотно закрыл дверь, накинул крючок. Торопливо, делая вид, что согревается быстрой ходьбой, вернулся в дом.
– Городским в деревне всегда что-то мерещится, – улыбнулся он, обняв Катю. – Значит, ты думаешь, ничего страшного, если я оставлю дом себе?
– Конечно ничего страшного! – Катя посмотрела ему прямо в глаза. – Думаешь, дети расплачиваются за грехи отцов до седьмого колена? Он тебе никто, чужой человек. Он ведь так и не сказал, что он твой дед.
– Не сказал…
– Тогда о какой ответственности можно говорить? Он вообще как инопланетянин. НКВД, Сталин – это же теперь как с другой планеты. Давай просто жить и радоваться. Только теперь у нас будет дом.
Несмотря на поздний час, молодые люди принялись фантазировать, измерили веревкой мебель и комнаты, думая, какую сделать перестановку.
– Сервант с веранды я бы выбросила.
– А я бы оставил. Выбрасывать будем только в крайнем случае. Знаешь, мне этот дом все больше нравится.
– Ну хоть обои-то обдерем?
– Давай прямо сейчас попробуем!
Было глубоко за полночь, когда острие отысканного в кустах, уже знакомого Мише топора поддело один из листов фанеры, которыми были изнутри обиты бревенчатые стены. Фанера в свою очередь была оклеена обоями.
Топор под нажимом расширил шов. Гвозди взвыли, обои рыхло лопнули. Лист высотой с Катю хлопнул об пол. Волна воздуха опрокинула со стола чашку. От края откололся зубчик. Три мыши кинулись в разные стороны. Мыши передвигались короткими перебежками, пытаясь сбить с толку людей.
Омерзение и страх. Знакомое чувство. Миша упал на стул, поджал ноги. Катя запрыгала. Катя давила мышей. Ловко и быстро перебила всех.
– Что, Степан Васильевич, испугался? – улыбнулась Катя. – А дедушка твой энкавэдэшник не испугался бы.
– Он был палач, а я тонко чувствующий интеллигент, мышку убить не могу, – попытался пошутить Миша.
Они вымели труху мышиных гнезд, горсти черных семян, просыпавшихся из нутра стены. Выбросили трупики. Миша замыл кровавую слизь. Обнажившиеся сизые бревна хорошенько протерли.
– Жучок-древоточец, – поставила диагноз Катя, увидев бревна, изъеденные множеством дырочек. – Очень трудно вывести.
– Может весь дом сожрать? – задумчиво поинтересовался Миша.
– Может. Но не волнуйся, он, скорее всего, сдох давно! – приободрила Катя.
– А если не сдох?
– Как бы это узнать…
– Надо сосчитать дырочки. Если появится новая, значит, жив, – предложил Миша.
Катя наполнила до половины два разномастных найденных в серванте бокала.
– Ну, за родину, за Сталина!
Ночью шел дождь. Струи то усиливались, то ослабевали. Мише не спалось. Кутаясь в старое одеяло, поднялся на чердак. За мерным стуком дождя о крышу было отчетливо слышно падение капель на пол. Крыша текла. Миша принес тарелки, миски, поставил под течи. Холодная капля упала на лоб. Кап. Почему-то он задержался, не отошел. Новая капля. Еще одна. Забежала за шиворот, юркнула по спине.
Вспомнилась пытка, когда на голову методически капает вода. А все-таки пытал ли кого-нибудь его дед? Расстреливал?
Миша стоял под каплями. Шлепки капель о голову заслонили все звуки. Ручейки резво сбегали по вискам, затылку, за ушами на плечи. По спине и груди. Капли отсчитывали жизни. Раз, два, три. Жизни расстрелянных, жизни отправленных в лагеря, в детдома, жизни сочинителей доносов, жизни дознавателей, конвоиров, жизни письменно отрекшихся от близких. Он продрог и спустился вниз. Пересекая залу, посмотрел на фотографию. Молодой капитан С. В. Свет изучал его пристальным взглядом.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
