Работа была нелегкая: Нуэла драила каменные полы, скребла деревянные столешницы, полировала старую мебель. Ей выделили крошечную комнатку с простой кованой кроватью. Однако комната была ее собственная — просто роскошь по сравнению с тем, как они жили дома. У трех мисс Шиди не было ни гроша за душой; в доме царила сырость, постоянно случались протечки, плоховато работало отопление, а стены давным-давно следовало перекрасить. Ели они совсем немного, словно птички, но Нуэла к этому скоро привыкла.
Она изумлялась тому, как неукоснительно они поддерживали привычный домашний уклад: салфетки на столе должны были лежать в специальных кольцах, а к столу всех собирал удар гонга. Ей казалось, что она участвует в театральной пьесе.
Иногда мисс Куини интересовалась, нет ли у нее возлюбленного, но остальные сестры сразу же шикали на нее, словно это была неподобающая тема для обсуждения со служанкой.
Правда, обсуждать было особенно нечего. Стоунбридж отнюдь не изобиловал потенциальными женихами. Все приятели ее братьев уезжали в Англию или Америку в поисках работы. Что касается О’Хара и прочих богатых семей, то их сыновьям и в голову не пришло бы обратить на нее внимание. Она надеялась, что однажды летом познакомится с юношей, приехавшим к ним на каникулы, он влюбится в нее — как один американец влюбился в Чикки, — и ему будет все равно, что она работает прислугой.
И она действительно познакомилась с таким юношей. Его звали Дрю — сокращенное от Эндрю. Он был приятелем О’Хара, и они вместе играли на пляже в мяч. Нуэла сидела и смотрела на девушек в красивых купальных костюмах. Как, наверное, здорово ходить по магазинам и покупать себе всякие элегантные вещи, яркие пляжные сумки и разноцветные полотенца.
Дрю подошел к ней и предложил присоединиться к игре. Через неделю она была по уши влюблена. Через две они стали любовниками. Все получилось настолько естественно, что она никак не могла взять в толк: почему другие девочки в школе хихикали и краснели, когда речь заходила о подобных вещах. Дрю говорил, что обожает ее и будет писать ей каждый день, когда вернется в Дублин.
Он написал лишь однажды, чтобы сказать, что это было волшебное лето, которое он никогда не забудет. Обратного адреса на конверте не было. Нуэла не собиралась обращаться к О’Хара и разыскивать его — даже когда поняла, что у нее опаздывают месячные и что она, по всей вероятности, беременна.
Беременность подтвердилась. Нуэла понятия не имела, что делать дальше. Наверняка эта новость разобьет матери сердце. Никогда в жизни она не чувствовала себя так одиноко.
Нуэла решила рассказать все сестрам Шиди.
Она тщательно прибрала со стола после скромного ужина и только потом поведала свою историю. Она говорила, не поднимая глаз от каменного пола кухни, чтобы не встречаться взглядом со своими хозяйками.
Сестры Шиди были потрясены; они пришли в ужас от того, что все это случилось с Нуэлой, пока она жила под их крышей.
— Что же ты теперь будешь делать? — со слезами на глазах спросила ее мисс Куини.
Мисс Джессика и мисс Беатрис были куда менее снисходительны, но и они не могли предложить никакого решения.
Да и на что, собственно, она рассчитывала? Что они предложат ей и дальше жить у них и растить ребенка? Что малыш в доме поможет им снова почувствовать себя молодыми?
На такое Нуэла даже не надеялась; единственное, чего ей хотелось — это несколько слов поддержки, проблеск надежды, напоминание о том, что небо не рухнет на землю, если она родит ребенка вне брака.
Сестры сказали, что постараются навести справки. Возможно, им удастся подыскать место, где она сможет пожить до тех пор, пока ребенок не появится на свет, после чего его можно будет отдать на усыновление.
— Я не собираюсь его отдавать, — ответила Нуэла.
— Но ты не можешь оставить его, Нуэла, — убеждала ее мисс Куини.
— У меня никогда не было ничего своего — кроме комнаты, которую вы мне дали, и моей кровати.
Сестры переглянулись. Похоже, их молоденькая прислуга даже не представляет, что ее ждет: груз ответственности, позор, сплетни…
— Сейчас 1990-е, — сказала Нуэла, — а не Средние века.
— А этот молодой человек не мог бы… — начала испытующим тоном мисс Джессика.
— Ведь если он друг О’Хара, то должен быть достойным человеком и исполнить свой долг… — согласилась мисс Беатрис.
— Нет. Он написал мне письмо: прощай, это было волшебное лето.
— Ну конечно, дорогая, мы понимаем, — ласково ответила мисс Куини, не обращая внимания на неодобрительные взгляды двух других сестер.
— Родителям я сказать не могу, — твердо заявила Нуэла.
— Тогда надо поскорей отправить тебя в Дублин. Там знают, что делать. — Мисс Джессика хотела избавиться от нее как можно скорее.
— Я наведу справки, — сказала мисс Беатрис; из всех сестер у нее был самый широкий круг знакомств.
Старший брат Нуэлы Нэйзи давно жил в Дублине. В семье он был белой вороной — очень тихий, «молчун», говорили остальные со вздохом. Он работал в лавке мясника и вроде бы неплохо устроился в жизни.
Старый холостяк, он жил один, но обратиться к нему Нуэла не могла. Он слишком давно уехал из дома и совсем ее не знал; вряд ли ему захочется брать на себя такую ответственность. На всякий случай у нее был его адрес, однако видеться с ним она не собиралась.
Сестры Шиди подыскали для нее пансион, где еще несколько девушек в таком же положении дожидались своего срока.
В основном они работали в супермаркетах или помогали по хозяйству. Нуэла привыкла к тяжелой работе и находила свои новые обязанности совсем легкими по сравнению с поддержанием жизни в постепенно разрушающемся Стоун-хаусе. Ее рекомендовали знакомым; хозяйки находили ее очень приятной и трудоспособной. Ей удалось скопить достаточно, чтобы снять комнату для себя и ребенка, который должен был вот-вот родиться.
Она написала домой, что работает в Дублине, рассказала о семьях, которым помогает по хозяйству, но ни словом не обмолвилась о своих посещениях женской клиники. Сестрам Шиди Нуэла писала правду; только им она сообщила о появлении на свет Ричарда Энтони — идеального со всех точек зрения малыша весом шесть с половиной фунтов. Они отправили ей в подарок пятифунтовую купюру, а мисс Куини прислала сверток с крестильным платьицем.
Ричард Энтони был в нем на крестинах в церкви на берегу реки Лифи в числе еще шестнадцати младенцев.
«До чего же жалко, что с тобой не было в тот момент остальных членов семьи, — писала ей мисс Куини. — Может, твой брат был бы рад встретиться с тобой и с племянником?»
Нуэла в этом сильно сомневалась. Нэйзи всегда держался отстраненно — насколько она могла помнить.
— Подожду, пока малыш подрастет, прежде чем их знакомить, — говорила она.
Теперь Нуэла соглашалась только на такую работу, куда могла брать ребенка с собой. Поначалу это было непросто, однако после того как люди поняли, что она трудится с прежним усердием, а ребенок не причиняет никаких неудобств, предложения снова посыпались.
