Шлепая босыми ногами, парикмахер медленно спустился по скрипучим деревянным ступеням, остановился на последней. Вытянув шею, он внимательно оглядел гостиную с ее кричащими, безумными обоями, некогда — очень недолго и очень некстати — считавшимися страшно модными. На спинке коричневого дивана пристроилась пухлая подушечка зеленого бархата, которую Гийом неизменно подкладывал под голову, когда смотрел телевизор. На подлокотнике одиноко скучал бокал с вязкими остатками красного домашнего «пино». На большом светлом камине — часы в деревянном корпусе, чье тиканье когда-то довело до самоубийства одного из родственников Гийома; над ними — отцовский дробовик, претендовавший на трех кабанов. На стене возле кухонной двери — календарь из тех, что на Рождество продают пожарные, разнося по окрестным домам. Гийом всегда покупал календари у пожарников в надежде на расторопность последних в случае возгорания. И наконец, на кофейном столике — не предвещавший ничего дурного старый экземпляр «Лунного календаря садовода-огородника».
Взявшись за перила, Гийом Ладусет осторожно присел на корточки, склонил голову набок и заглянул под стол. Удовлетворенный, что он по-прежнему один, парикмахер прошел через гостиную к кухне, проверил за дверью. Взгляд скользнул по верхушкам буфетов с кастрюлями, в которых Гийом хранил свои ценности; по полке огромного камина с шеренгой старых кофемолок «Пежо»; по бамбуковой вешалке у двери, на которой висели его фонарь и короткая куртка; по дверной ручке погреба с ожерельем сушеных стручков острого перца. Опершись рукой о пол, парикмахер удостоверился, что под столом тоже ничего, кроме закатившегося ядрышка грецкого ореха.
Кусок не лез в горло Гийома, все еще сдавленное тревогой, и он выдвинул из-за стола стул, дабы попросту выпить кофе. В ту же секунду парикмахер услышал хруст. В ужасе он вскочил и осмотрел красную подушечку, сшитую его матушкой. В ткань вдавились куски скорлупы, вокруг которых растекся желток. Гийом почувствовал на ягодицах что-то мокрое.
— Чертова курица! — выругался он.
Чертова курица Виолетта принадлежала Фабрису Рибу, владельцу бара «Сен-Жюс», и, пока в доме хозяйничала мадам Ладусет, не смела даже ступить сюда своей чешуйчатой желтой лапой. Но с тех пор как старушка перебралась в дом поменьше — где, как надеялся ее сын, меньше и возможностей бедокурить, — проклятая птица пристрастилась разгуливать по дому, будто по своему собственному. Что только не придумывал Гийом, дабы избавиться от непрошеной гостьи, разве что не взорвал ее вместе с садовой стеной, где та обожала сидеть, грея на солнышке гребешок и без зазрения совести разглядывая парикмахера. Он пробовал запирать окна и двери всякий раз, когда выходил из дома, но все было бесполезно. Возвращаясь обратно, Гийом неизменно натыкался на следы от клюва в сливочном масле, на предательские четырехпалые отпечатки в тальке на полу ванной либо на черно-белый помет на своих свежевыстиранных хлопчатобумажных трусах в шкафу.
По возможности отскоблив с подушки желток и поменяв брюки, парикмахер вышел из дома, на всякий случай убедившись, что дверь заперта на двойной замок. Гийом не имел ни малейшего представления, куда идет. Ему хотелось лишь одного — убежать от клубов паники, в которые он погружался все глубже. Но торопливые шаги Гийома лишь еще больше взбивали их в пену. Мадам Серр, как всегда, сидела на стульчике для пикника перед дверью своего дома: волосы цвета голубиного пуха, пальцы скрючены старостью. Однако поглощенный собственной судьбой парикмахер даже не обратил на нее внимания, он просто прошел мимо, не поприветствовав, как обычно, старушку и не осведомившись, не нужно ли ей чего. Мадам Серр проводила Гийома недоуменным взглядом, не понимая, чем она так насолила парикмахеру, и пытаясь припомнить, с каких это пор в моде перекошенные усы.
Гийом вышел на Рю-дю-Шато — одну из четырех в деревне, всего одна из которых вела непосредственно к замку. Сия странность явилась итогом жалобы Жильбера Дюбиссона, местного почтальона, — мол, некоторые таблички с названиями улиц от времени стали совсем неразборчивыми, что становится настоящей мукой для подменного почтальона всякий раз, когда сам Жильбер уходит в законный отпуск. И вот по чьей-то административной ошибке в Амур-сюр-Белль доставили целую партию табличек с надписью «Рю-дю-Шато». Понимая, что на признание и исправление ошибки уйдут годы, жители приняли соломоново решение: снять выцветшие указатели и заменить их новыми, из оптовой партии. Во избежание путаницы три улицы, что не вели к замку, получили отдельные прозвища: «Улица, давно нуждающаяся в ремонте», «Улица, где Анри Руссо въехал в зад машине Лизетт Робер» и «Улица, которая не ведет к замку». Однако система постоянно давала сбой, поскольку все три улицы давно нуждались в ремонте, Анри Руссо въезжал в зад машине Лизетт Робер на двух улицах из трех, а к замку не вела ни одна из них.
Гийом брел по Рю-де-Шато — руки в карманах, усы поникли под углом в тридцать градусов, — пытаясь придумать выход из ситуации. Мысли швыряло туда-сюда, точно в волнах. Собственных сбережений у него почти не осталось, а на помощь матушки уж точно рассчитывать не приходится. Нужно было найти новую работу, причем срочно. Но где? Все навыки Гийома ограничивались непревзойденной стрижкой «под бокс», приклейкой фальшивых баков и умением держать язык за зубами насчет прелюбодейных амуров, которыми, по их же собственным заверениям, грешили его клиенты. И хотя сами по себе навыки эти были полезными, применить их где-то еще представлялось весьма затруднительным.
Свернув за угол, парикмахер зашагал мимо церкви, избавленной от последних признаков красоты во время Революции.
— Доброе утро, Гийом, — окликнул его Марсель Кусси, старик-фермер, шаркая по дороге рабочими тапками. — Как жизнь молодая? Сто лет тебя не видал.
— Все хорошо, спасибо, — солгал Гийом.
— Слыхал про душ?
— Нет, — ответил Гийом Ладусет и продолжил путь.
Когда парикмахер поравнялся с заброшенной аптекой, сердце его внезапно подпрыгнуло.
— Вот оно! — громко воскликнул он. Приставив ладони к вискам, Гийом вытаращился сквозь витрину на полки с экзотического вида склянками, покрытыми пеленой вековой пыли. — Я стану аптекарем!
Аптека стояла закрытой еще со времен знаменитого мини-торнадо 1999-го. Многие полагали, что смерч обрушился на деревню в силу ее уникальной синоптической ситуации. Однако толпам метеорологов, нахлынувших в Амур-сюр-Белль в своих захватанных очках и вонючих непромокайках со всех концов Франции, так и не удалось прийти к единому мнению насчет причины сего природного катаклизма.
Разумеется, никто из них его не предсказывал. А если и предсказывал, то никому об этом не сообщил. Поначалу местные обитатели решили, что неизменный ветер тем злополучным утром просто задул сильнее. Однако уже к обеду Гийом Ладусет обзванивал своих клиентов, тех, кто пользовался париками, предупреждая что не стоит высовывать нос на улицу. Под вечер оставшихся снаружи селян приходилось ловить арканом и затягивать в дома поблизости. Всю ночь напролет черепицы цвета лосося дребезжали, как крышки кастрюль. Ветер визжал с такой силой, что местные жители перестали слышать споры соседей насчет того, что же делать дальше. Потеряв всякую надежду дожить до утра, они спустились в погреба, повытаскивали свои лучшие вина, баночки с фуа-гра, горшки с кабанятиной, трюфели в бутылках, консервированные утиные ножки, грецкие орехи в рассоле, маринованные белые грибы, вяленую оленину и, набив полный рот, принялись наперебой каяться друг другу во всех смертных грехах.
