Привратник открыл маленькое окошко своей каморки на первом этаже и подал сигнал Зигмунду, приглашая его пройти. Зигмунд вбежал по лестнице и нажал кнопку звонка прямо над бронзовой пластинкой с надписью: «Доктор Йозеф Брейер». Дверь открыла горничная. В прихожей он заметил, к своему удивлению, саквояж и чемодан. Жена Брейера Матильда, услышав его голос, вышла навстречу. Ей было тридцать шесть лет, ее открытое лицо с серыми глазами обрамляли пышные каштановые волосы. Три месяца назад Матильда родила пятого ребенка, однако была по–прежнему хрупкой и изящной.
Правда, был период, когда она утратила заразительную веселость. Еще до рождения ребенка Зигмунд заметил, что Матильда стала угрюмой и молчаливой, а атмосфера в семье – натянутой. Он объяснял это физическим недомоганием, связанным с пятой беременностью, и поэтому полагал, что не следует столь часто навещать Брейеров. Ему пришлось выслушать упреки Йозефа и Матильды: они дали понять, что не следует забывать о них в час испытаний.
Сегодня все, похоже, изменилось. Глаза Матильды сверкали, она встретила его с обычной радостью и энергией.
– Зиги, мы едем в Венецию. Йозеф организовал месячный отдых. Разве это не чудесно?
– Рад за вас. Когда вы уезжаете?
– Через несколько дней…– Она сделала паузу. – Что с тобой? Твоя одежда в пыли, а лицо в пятнах. Ты запыхался?!
– Я истязаю себя. Это мой день искупления.
– В чем твой грех?
– В самообмане.
– Первое, что сделал бы Йозеф, посадил бы тебя в ванну – лучшее место для отмывания грехов. У нас как раз есть горячая вода.
Вместительная ванна прочно упиралась в пол четырьмя ножками. Горничная внесла в ванную комнату широкие приземистые жбаны с горячей водой, поставив их в ряд около насоса. Когда она ушла, Зигмунд присоединил первый жбан к насосу, пока вода перекачивалась в ванну, разделся и положил белье на стул у двери. Ему дадут комплект белья Йозефа. Подключив последний жбан, он улегся в ванну, и вода из крана полилась ему на голову.
Намыливаясь, он почувствовал, что горячая вода снимает не только усталость тела, но и нервное напряжение. Ему пришла на ум мысль: а нельзя ли добрую половину мировых проблем решать в горячей ванне? У семьи Фрейд никогда не было ванны. Когда Зигмунд, его пять сестер и брат Александр были маленькими, каждую пятницу в полдень мускулистые возчики привозили огромную деревянную ванну и жбаны горячей и холодной воды из бани по соседству. Ванна ставилась на пол в кухне. Мать намыливала детей, а затем окунала их в ванну. На следующий день возчики забирали ванну со жбанами и получали деньги. В теплые дни Зигмунд купался с друзьями в Дунае, а зимой ходил в дешевую баню, где за пять крейцеров, то бишь за два цента, принимал душ, в то время как его мать снимала кабину в соседней бане с ванной и печкой в углу. Сестры брали с собой яблоки и, пока мылись, пекли их на печке.
В дверь постучали. Послышался голос Брейера: – Выходи, Зиг. В моем кабинете наверху Матильда накрывает стол. Она говорит, что мы можем поесть без церемоний.
6
Зигмунд вытерся и оделся, вдыхая запах лаванды, которую Матильда держала в марлевых мешочках. Он поднялся в кабинет Брейера. У Брейера была длинная опрятная борода, самая большая в Вене, видимо, таким образом он компенсировал преждевременное облысение.
– Матильда сказала мне, что ты пришел совсем подавленным, «измочаленным», выражаясь ее словами. Что тебя расстроило? Я слушаю.
Зигмунд улыбнулся, впервые за этот день. Йозеф внимательно смотрел на него. Его уши торчали под прямым углом к голове, словно ручки у кувшина. Никто не назвал бы Йозефа красивым, но в очертании его ушей было заключено редкое сочетание силы и нежности.
Верхний кабинет был небольшим, в нем стоял письменный стол, за которым обычно работал Йозеф. Горничная накрыла стол накрахмаленной скатертью и поставила блюдо с холодным цыпленком, оставшимся от обеда, и овощами, бутылку минеральной воды и половину кекса, покрытого сахарной глазурью.
Расправившись с грудкой и ножкой, Зигмунд откинулся на спинку стула и уставился на суховатый нос Йозефа. За многие часы, проведенные с доктором Брейером в фиакре, когда тот разъезжал по Вене и ее окрестностям, посещая своих пациентов, Зигмунд изучил все нюансы его настроения.
– Йозеф, приятно видеть, что Матильда вновь счастлива.
– Мы едем в Венецию на медовый месяц.
– Хорошее лечение. А в чем были неприятности? Или это нескромный вопрос?
– Теперь, когда все позади, могу сказать. Дело в Берте Паппенгейм. Это ее подлинное имя. Той самой, что я звал в прошлом Анна О. Я наблюдаю ее уже два года. Самый удивительный случай, с которым я столкнулся в неврологии.
– Тот случай, который ты описал как лечение уговорами?
– Да. Или, как назвала его фрейлейн Паппенгейм, прочистка дымовой трубы. В течение последних нескольких месяцев Матильда считала, что я уделяю слишком много времени фрейлейн Берте. Дело не во мне, она нуждалась в помощи. Но, очевидно, я слишком много говорил о ней. Видишь ли, я не мог сдержаться, потому что, устраняя симптомы паралича, добился с помощью гипноза фантастических результатов. Но теперь все позади. Я констатировал, что она вылечилась, вернулся домой, чтобы сказать Матильде, что пора укладывать чемоданы. Теперь я хочу выслушать тебя.
Зигмунд спокойно рассказал, что с ним произошло: как Марта «намекнула», что любит его; как он решился просить профессора Брюкке назначить его ассистентом, а профессор сказал ему, что у него нет будущего в академической жизни, что ему следует поступить в больницу, приобрести опыт и затем начать частную практику.
– Марта Бернейс из Гамбурга? Дочь Бермана Бернейса, личного секретаря профессора фон Штейна? – спросил Йозеф.
– Да. Он умер два года назад.
– Знаю. Я изучал историю экономики под руководством фон Штейна в университете.
– Йозеф, признаюсь тебе, это был самый тяжелый день в моей жизни. Я просто не вижу выхода.
Брейер сохранял удивительное спокойствие.
– Выхода нет. Но есть вход. Ты говорил мне, что предпочитаешь вылечивать полностью болезни, а не облегчать сопутствующую боль. Я всегда считал, что в таком желании есть налет мессианства.
– Что плохого в мессианстве, если оно служит стимулом для свершений?
– Ничего. Но оно должно прийти как результат, а не как начало. Знаешь, Зигмунд, я давно увидел под покровом твоей робости крайне отважного и бесстрашного человека.
Зигмунд смотрел на него с удивлением.
– Думаю, что так, Йозеф. Но поможет ли это мне в моем нынешнем затруднительном положении? Я всегда воспринимал университет как свой образ жизни, отдавая все свое время исследованиям и преподаванию. Я чувствую себя в кругу идей, как дома. Я не готовился бороться за свое существование в условиях конкуренции.
– Ты предпочитаешь монастырь?
