Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Никаких вопросов он больше не задавал, говорил мало и вяло, а потом закурил, закашлял, и Козетта с ужасом увидела капельки крови у него на ладонях.
– Что это? Ты лечишься как-нибудь?
– Брось! – махнул он рукой и закашлял еще страшнее.
– Почему ты ничего об этом не писал?! – закричала она. – Мне не хотел – родителям написал бы.
– Катя, – сказал он, с трудом остановившись, – не задавай глупых вопросов.
Он замолчал, захлопнув, как ракушка, невидимые створки. И Козетта, всю дорогу представлявшая, как бросится ему на шею, как скажет наконец-то, чего не говорила в письмах и приберегла для этой встречи, зная, что письма распечатываются и просматриваются, готовая ждать столько, сколько потребуется, готовая здесь, на этой ужасной кровати, сделать то, что не сделали они в Теплом Стане, постелившая на грязный матрас свое белье, молча и растерянно наблюдала, как, аккуратно завернув недоеденные продукты, Тезкин встал, буркнул нечто вроде «мне пора» и, даже не поцеловав ее, потопал по длинному коридору, где маячил узкоглазый солдат с автоматом.
7
Оставшись одна, Катя дала волю слезам. Она плакала, не замечая времени, и одни чувства в ее душе сменялись другими. То она ругала себя за то, что сюда приехала, и Тезкин, как бы ни было ему плохо, какое он имел право с ней так обращаться? Верно, прав был Голдовский, сказавший ей однажды, уже после того, как Саня ушел в армию, что приятель их нелеп по сути своей и все самое нескладное и безобразное к нему липнет. То вдруг она живо представляла его безучастное лицо, и ей становилось его жалко, но куда идти, как заставить его вернуться и хотя бы выслушать ее? Какая-то холодная колючка попала в его сердце, и бедная девочка, как андерсеновская Герда, ломала голову, пытаясь хоть что-то придумать, чтобы спасти своего любимого.
Было уже совсем поздно, когда, встрепенувшись, Козетта вытерла слезы, собрала вещи и спустилась вниз. За окном начиналась метель.
– Где у вас тут госпиталь? – спросила она у дежурной в домике для приезжих.
– Заболела, что ли? Бледная ты какая. – Пожилая краснощекая женщина за конторкой смотрела на нее участливо, но Козетте сейчас было не до чьего-либо участия. – Госпиталя тут нет, однако. Вот медсанчасть есть, да поздно уже.
– А начальник где живет?
– Там и живет при ней. Да ты куда собралась на ночь глядя? Давай я тебя здесь чайком попользую. А к нему не ходи – какой от пьяницы толк?
Но этих слов Катя уже не расслышала. Она качнула головой и выбежала на улицу, даже не поднявшись в комнату, и глаза у нее были такие, что краснощекая женщина хотела ее задержать, но не успела.
В казарме в это время уже отходили ко сну.
– Что, брат, не вышло? – спросили Тезкина сочувственно.
Он ничего не ответил, добрел до койки, лег, уткнувшись в подушку, и стал слушать, как воет за стеной поднявшийся ветер. Он пытался убедить себя, что ничего не произошло, никто к нему не приезжал и нет ни одного человека, связывающего его с жизнью, но все больше ощущал жуткую тревогу. Он не мог понять, откуда взялась эта тревога в его давно уже успокоившемся и ко всему равнодушном сердце, пытался отогнать ее прочь, но тревога была сильнее. Что-то омерзительное мерещилось ему в завывании степного ветра и грубых мужских голосах.
Саня встал и направился к двери, но уже на самом выходе столкнулся со старшиной, по собственной инициативе устраивавшим вечерние обходы личного состава.
– Ты куда это, боец? – удивился он. – Кто разрешил?
– Мне надо, – ответил Тезкин.
– Совсем, что ли, охренел? Марш на место!
– Пусти!
– Пошел живо, кому сказал! – прохрипел старшина, в ком жила неизбывная и бессмертная страсть к порядку, с таким трудом удовлетворяемая в разболтанных частях ВВ, где послать старшего по званию ничего не стоило.
– Пусти же меня! – сказал Тезкин отчаянно, отталкивая его в сторону и все острее чувствуя, что он непременно, тотчас же должен увидеть Катерину и сказать ей то, что не сказал в комнате для свиданий, что он не имел права ни на минуту оставлять ее здесь одну, пока не убедится, что она уехала.
На них глядела вся казарма, и старшина, преодолевая брезгливость, со всей дури вмазал по тощей тезкинской роже. Саня полетел в угол, закашлялся, но тотчас же поднялся и бросился на обидчика.
Окончательно рассвирепевший и более всего уязвленный тем, что на них смотрит столько человек, которые, только прояви он слабость, завтра в грош его ставить не будут, старшина повалил его и несильно ударил ногой. Тезкин несколько раз дернулся и затих.
– Зря ты его, Петрович, – сказал кто-то в наступившей тишине, – ему баба его не дала.
– Уведите его на гауптвахту, – сказал старшина, с отвращением отирая с пальцев кровь.
– Да ладно тебе, нельзя ему туда, вишь, дохлый какой.
– Молчать! – заорал старшина. – Распустились, сволочи! Сейчас живо всех подниму, и до утра у меня отжимания делать будете.
На гауптвахте, в неотапливаемом, мерзлом каменном мешке, Тезкин лег на покрытые изморозью нары, и тревога его унялась. Все стало ему безразлично, и в глухой, мертвенной тишине снова послышался голос звавшей его женщины, обещавшей прийти теперь уже совсем скоро. Только мешал до конца забыться неизвестно откуда доносившийся звук капающей воды.
8
Ветер сделался еще сильнее, над головой раскачивались фонари, где-то лаяли собаки, а на улицах среди приземистых зданий не было ни души. Катя шла по узкой дорожке, покуда не оказалась возле засыпанного снегом дома, где горело единственное окошко, затянутое железной сеткой. Она поднялась на крылечко и постучала.
– Кого там еще несет? – раздался хриплый мужской голос.
– Откройте! – крикнула она, пересиливая ветер.
За дверью стало тихо, свет погас, и к окну приблизилась фигура человека.
– Что вам надо?
– Мне нужна помощь.
– Приходите завтра.
– Но мне нужно срочно.
– Ничего не знаю.
Козетта в отчаянии поглядела на темный дом, понимая, что за ночь она сойдет от беспокойства с ума, но тут дверь приотворилась, и тот же голос спросил:
– Ты одна? Заходи быстрее.
Он посторонился, пропуская ее в тесное помещение, заставленное ящиками, и, не поворачиваясь спиной, провел по коридору, с недоумением разглядывая возникшую, как привидение, запорошенную и закутанную в платок гостью.
Она не чувствовала страха – все казалось ей сном, начиная с того момента, как она села в Москве в самолет, и, как во сне, с ней происходило множество беспорядочных и неловких действий.
Сорокалетний, лысоватый, с опухшим от водки лицом начальник молча выслушал ее сбивчивый монолог, интерес в его глазах сразу угас, он зевнул и скучающе произнес:
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
