Менее романтичные сценарии представлялись наиболее вероятными. Это могла быть просто груда камней или никому не нужная баржа-трубоукладчик. Скорее всего, это была старая мусорная баржа: городские власти набивали совсем старые шхуны мусором, отрезали им мачты и топили, где заблагорассудится.
Но возможно, только возможно, это было нечто серьезное.
Нэгл предложил план. Он и Чаттертон организуют поход к этому месту. Каждый наберет по шесть лучших ныряльщиков, способных пережить прыжок в неизвестное на глубину 200 футов. Это будет не простое путешествие — по шесть часов туда и назад в холодную сентябрьскую погоду. Каждый ныряльщик должен внести по сто долларов на горючее и прочие расходы. Нэгл и Чаттертон решили честно сказать своей команде, что, возможно там ничего нет, но стоит все-таки проверить.(Другие капитаны предлагали ныряльщикам «наисекретнейшие» рейды к «неизведанным» местам, но это всегда было мошенничество: ныряльщики спускались туда и находили в останках какой-нибудь никудышной рыбацкой лодки оранжевый ломик, недавно оставленный там другим ныряльщиком. При этом капитан, честно глядя в глаза ныряльщикам, говорил: «Знаете, парни, я этого сам не ожидал».)
Поход был назначен на День труда 1991 года. Нэгл и Чаттертон обзвонили всех хороших ныряльщиков, которых знали, но почти все отказались от приглашения. Даже самые известные из них, чей азарт должна была разжечь эта тайна, отказались от похода. «Я лучше потрачу деньги на что-то верное, чем гоняться за журавлем в небе», — было стандартным ответом. Один ныряльщик, Брайан Скерри, сказал Чаттертону: «Знаешь что, старик? Я слишком поздно родился. Век искателей кораблекрушений закончился». Вот так это было в 1991 году. Парни хотели гарантий. Нэгл и Чаттертон продолжали звонить.
В конце концов, исчерпав свои списки, они все-таки нашли двенадцать ныряльщиков. Чаттертон недоумевал: «Никто не хочет открыть ничего нового! Что, черт возьми, происходит, Билл?» Нэгл, всегда презиравший робких людей, посмотрел на красные крестики в своем списке ныряльщиков и сказал Чаттертону почти шепотом: «У этих парней не лежит сердце к поискам кораблекрушений, Джон. Ну просто не лежит».
Вскоре поеле полуночи 2 сентября 1991 года, когда весь Брилль еще спал, Нэгл, Чаттертон и двенадцать ныряльщиков, взошедших на борт, чтобы совершить исследовательское плавание, набивали «Искатель» баллонами, масками, регуляторами, ножами, фонарями и кучей прочего снаряжения. Им предстояло шестичасовое плавание к месту, Координаты которого дал Скитс. Некоторые просто улеглись и заснули, другие толкались вокруг сменного стола, делясь последними новостями из своей жизни, посмеиваясь над глупой затеей — погоней за грудой камней. В час ночи Нэгл по списку проверил людей, находящихся на борту. «Закрепите все оборудование», — сказал он тем, кто еще не спал, потом поднялся к себе в рулевую рубку. Чаттертон подал сигнал к переключению с берегового электропитания на генератор. Свет в судовом салоне мигнул, потом уступил место мощным кварцевым прожекторам, залившим заднюю палубу ослепительно белым светом. Один из ныряльщиков втянул на борт кабели питания и шланги водоподачи, отсоединил береговую телефонную линию. Нэгл включил зажигание спаренных дизельных двигателей, которые затанцевали, протестуя — чих-ворч-прыг-гррр… чих-ворч-прыг-прыг-прыг-гррр — против нарушения их крепкого сна.
Чаттертон убирал швартовы. «Носовой забран! Держать кормовой… так… так… О’кей!» — крикнул он Нэглу и швырнул тяжелый канат на причал. Теперь «Искатель» был готов к отходу. Нэгл переключил свет в рулевой рубке на приглушенный красный, проверил систему УКВ-связи, однополосную радиостанцию, LORAN-C и радар, затем по очереди запустил оба двигателя. «Искатель» изящно отошел от пирса и несколько минут спустя прошел под разводным железнодорожным мостом и взял курс на открытую Атлантику. Вполне вероятно, что все эти люди охотятся за мусорной баржей… Вполне вероятно, что век искателей кораблекрушений прошел… Но когда причал Брилля исчез из виду за их спиной, Чаттертон и Нэгл увидели на горизонте новые возможности, и в этот момент мир был идеальным и прекрасным.
ГЛАВА 2 НУЛЕВОЙ ОБЗОР
Поиски в глубоководных местах кораблекрушений — одно из самых опасных увлечений в мире. Есть немного других видов приложения сил, где природа, биология, снаряжение, интуиция и объект находятся в сговоре (вероломном и изощренном) для того, чтобы со всех направлений атаковать человеческий разум и рассеять его дух. Внутри корабельных обломков было найдено много погибших ныряльщиков, у которых оставался достаточный запас воздуха, чтобы подняться на поверхность. Они не выбрали себе смерть — скорее, не знали, как выжить.
Это увлечение лишь отдаленно напоминает один из своих вариантов, так хорошо знакомый широкой публике, — ныряние на курортах с одним воздушным баллоном. Искатели судов, затонувших на большой глубине, составляют лишь малый процент от двадцати миллионов сертифицированных аквалангистов во всем мире. Несчастные случаи с ними едва отражаются на общей блестящей картине безопасности в этом виде спорта — почти все его участники остаются в мелких тропических водах, их поддерживают партнеры, и им нужно не более чем полюбоваться подводным ландшафтом. В Соединенных Штатах из десяти миллионов сертифицированных аквалангистов, возможно, всего лишь несколько сотен спускаются на большую глубину к местам кораблекрушений. Для этих немногих значение имеет не только то, почувствуют ли они дыхание смерти и откажутся от увлечения. Если ныряльщик к глубоководным останкам судов будет заниматься этим спортом достаточно долго, он либо сам окажется на волосок от смерти, либо увидит, как умирают другие, либо, в конечном итоге, погибнет сам. Временами в этом спорте трудно сказать, какой из исходов худший.
Погружение к глубоководным местам кораблекрушений необычно и по другой причине. Поскольку обостряются изначальные человеческие инстинкты (дышать, видеть, бежать от опасности), любителю необязательно надевать на себя снаряжение, чтобы почувствовать угрозу Ему достаточно только увидеть, как рискуют эти люди, чтобы сопереживать ныряльщику и прислушиваться к его рассказам. Он поймет, почему самые лучшие из них бросают подводное плавание, узнает, почему большинству людей в мире и в голову не придет выходить в море по координатам рыбацкого капитана: 60 миль от берега и на глубину 200 футов, т. е., по сути, в никуда.
В процессе погружения ныряльщик сталкивается с двумя главными опасностями. Во-первых, на глубине более 66 футов его мыслительные и двигательные способности могут нарушиться (это состояние известно как азотный наркоз). По мере погружения на еще большую глубину признаки наркоза становятся более выраженными. Глубже 100 футов, где находятся самые известные останки кораблекрушений, его движения очень затрудняются, и ему необходимо проявлять мастерство и принимать решения, от которых зависит его жизнь.
Во-вторых, если что-то пойдет не так, ныряльщик не может просто взять и всплыть на поверхность. Проведя какое-то время на глубине, он должен подниматься постепенно, останавливаясь с заранее установленными интервалами, чтобы дать возможность организму адаптироваться к уменьшающемуся давлению. Он должен делать так, даже если он считает, что ему не хватает воздуха, что он задыхается и умирает. Запаниковавшие ныряльщики, которые устремляются к «солнцу и чайкам», рискуют заполучить кессонную болезнь, или в просторечии — кессонку. Тяжелые случаи кессонки могут привести к полной инвалидности, параличу или даже смерти. Ныряльщики, которые были свидетелями агонии, сопровождающейся корчами и криками во время приступов кессонки, клянутся, что скорее задохнутся и останутся на дне, чем станут подниматься на поверхность после длительного глубокого погружения без декомпрессии.
