— Это бельевая вошь, — пояснил ротный. Потом вновь сунул руку и опять достал такую же.
Я был шокирован. По меркам службы в Союзе командира подразделения за вшей у солдат давно привлекли бы к строгой дисциплинарной, а то и партийной ответственности. Там бы это событие расценивалось на уровне чрезвычайного происшествия. А здесь все как-то спокойно, буднично и как бы между прочим. И комбат не ругал ротного, и разговор тут же переключился на другую тему. Застолье продолжалось, и словно не было только что увиденных кровососущих паразитов, с которыми мы, как показало время, не расставались весь период службы в той стране.
Я не знал, как я должен был вести себя в данной ситуации. По должности я обязан был хотя бы упрекнуть ротного, посовестить его, но не молчать. А я смолчал. За какой-то час-другой пребывания в палатке я понял одно: что жить и работать теми методами, к которым мы привыкли в Союзе, нельзя, что здесь все по-другому. Как? Я пока не знал. Наверное, исходя из встречи и разговоров с офицерами, поведения самого командира батальона. При знакомстве он произвел на меня впечатление думающего, требовательного и порядочного человека. Сначала я, как негатив, отметил тот факт, что комбат запросто предложил всем распить привезенные ему несколько бутылок водки. Однако в ходе застолья, да в дальнейшем, убедился, что даже за столом офицеры относились к майору Пархомюку уважительно, с положенной долей офицерского такта и воспитания. И с кем бы по должности и воинскому званию мы ни встречались в будущем за столом, никому не давалось права злоупотреблять этим фактом. Комбата уважали, но никто и никогда не пытался спекульнуть на этом, делая себе из этого какую-то выгоду или послабление по службе. Во всем и всегда была мера. Но тогда, в темной и грязной палатке, я не стал делать поспешных выводов.
«Утро вечера мудренее», — сказал я сам себе, накрылся бушлатом и крепко уснул. Утром провожали партизан в Союз.
— Товарищи офицеры, разрешите к вам обратиться!
К нам подошел пожилой солдат из партизан.
— Объясните, пожалуйста, кто такой Амин, я в том смысле: кто он — друг или враг? Когда нас призывали на сборы, то говорили, что он друг Советского Союза, и именно по его просьбе наши войска вводятся в Афганистан. Но когда мы стояли у контрольно-пропускного пункта для перехода через границу, по радио передали, что Амин — это агент ЦРУ, что он враг нашей страны. Как это понять?
Мы, дополняя довольно скудные знания друг друга, начали объяснять солдату то, что сами читали в газетах и слышали по радио, пока нас везли сюда. Что действительно Амин был сподвижником и другом Тараки — основателя Народно-демократической партии Афганистана, ее Генерального секретаря, и это дало ему возможность пробиться к власти. Затем он сначала просто изолировал Тараки от общества, а потом и физически уничтожил его. Поэтому он — предатель интересов афганской революции, убийца, а значит, и враг.
— Понятно, товарищ солдат?
— Не совсем. И все-таки я думаю, как же за такое короткое время он вдруг стал агентом ЦРУ? Такого же не может быть?
Честно говоря, мы сами еще не были в курсе нюансов политической борьбы, происходящей в стране пребывания, — события развивались так стремительно, что мы просто не успевали за ними следить, да у нас и возможности такой не было. Поэтому философствовать с солдатом и показывать свое незнание по данной проблеме ни у кого из нас не было желания.
— Товарищ солдат, а кто вам еще говорил, что Амин — враг?
— Комбат.
— Ну а комбату вы верите?
— Конечно, верю, но все-таки мне непонятно, — начал он снова развивать свою мысль.
— Ну а если верите, то нечего время попусту тратить, — прервал солдата командир роты. — Домой приедете, сами во всем разберетесь. А сейчас идите, готовьтесь к построению.
— Ну, дела — Тараки, Амин, Бабрак, так и язык можно с непривычки сломать, — произнес Владимир Пученков. — Как будем выживать в таких пещерных условиях, а, товарищи офицеры? Ну и занесла нелегкая! Эх, сейчас бы в родной гарнизон, на берег теплого моря! Не жизнь была, а сказка. А здесь даже воды нормальной нет для питья, — закончил он с горечью, поболтав пустой солдатской фляжкой.
Осмотрелись. Вокруг были горы. Ветер гнал по земле верблюжью колючку, швыряя в лица серую холодную пыль. Даже солнце светило не так, как на Родине. Все какое-то мрачное, безжизненное и непривычное. Ни кусточка, ни травинки, будто кадры из фантастического фильма о жизни на другой планете. Утро не радовало.
— Товарищи офицеры, всем на построение! — подал команду комбат.
И мы пошли на импровизированный плац — утоптанную множеством солдатских сапог поляну.
— Николай, — спросил я Рыбальченко, — где мы хоть находимся?
— Самый ближайший от нас кишлак Адраскан, — сказал он, хотя нам, приехавшим ночью, это ни о чем не говорило.
Ко мне подошел майор, представился замполитом полка и сказал, чтобы я выступил на митинге.
— О чем говорить? — спросил я его.
— Не маленький, по ходу разберешься.
Командир полка майор Солтанов и другие выступающие благодарили приписников за добросовестное выполнение ими своих обязанностей, желали счастливого возвращения на Родину. Я пожелал тем, кто остается, выдержки, терпимости и оптимизма при исполнении своих служебных обязанностей в таких трудных бытовых и климатических условиях. Каждому отъезжающему вручались стандартные, красочно оформленные типографским способом грамоты:
«Уважаемый товарищ! Вы были призваны на войсковые специальные учебные сборы, в ходе которых участвовали в выполнении задания Советского Правительства по оказанию помощи афганскому народу в его борьбе против внешних враждебных сил в связи с просьбой правительства ДРА. Выполняя эту интернациональную миссию, Вы проявили политическую зрелость, глубокое понимание своего воинского долга и с достоинством пронесли высокое звание советского воина, воина-интернационалиста.
Своей дисциплинированностью, ревностным отношением к служебным обязанностям Вы обеспечили поддержание высокой боевой готовности подразделения и части, образцово выполнили поставленные перед Вами задачи.
За добросовестное выполнение воинского долга на войсковых специальных учебных сборах объявляю Вам благодарность и желаю крепкого здоровья, личного счастья, больших успехов в труде по претворению в жизнь решений XXV съезда КПСС, дальнейшему укреплению экономического и оборонного могущества нашей великой социалистической Родины».
Приказ № 15
17 января 1980 г.
г. Москва
Министр Обороны СССР, Маршал Советского Союза Д. Ф. Устинов
Лица пожилых людей светились неописуемой радостью, когда они получали из рук своих командиров эти листки. Огорчало то, что на них не было оттиска соответствующей печати. После построения и до самой отправки многие ходили за своими командирами и просили поставить на грамоту полковую печать. И только когда кто-то из находчивых офицеров сказал, что печати им поставят в военкомате по возвращении к месту проживания, они успокоились. Уезжали домой, бережно пряча дорогие листки во внутренние карманы одежды, поближе к сердцу.
