— Да, но ведь это я получу повышение.
Господин Мицумо вздрогнул, когда произнес это, — понял, что выдал себя. Улыбка его стала еще яростнее; казалось, она раздерет ему лицо.
— Ага! — восторжествовал первый японец без единой перемены в лице. Несмотря на отсутствие видимых изменений, улыбка его теперь была нежной. — Если вдруг найдете чашку, верните ее мне. Спасибо за беседу.
Сайгэку Суси так же нежно, как улыбался, прошаркал ножками в коридор, пригласив Вадима за собой быстрым взглядом. Вдвоем они попили воды из кулера в малюсеньком коридоре. Вкус воды был скучным и пресным.
— Вы себе, наверное, не представляете, господин Вадим-сан, как сложно иметь дочь-подростка, — вздохнул господин Сайгэку; след улыбки затухал на его лице. Вадим промолчал, все еще обескураженный диалогом, которого он только что стал свидетелем.
— Она, как и все девочки ее возраста, хочет — ну, вы знаете… любви. Моя жена хотела как-то раз поговорить с ней об этом. Но оказалось, в школе им уже все рассказали. Это было облегчением.
Господин Сайгэку снова улыбался, и голова его на тоненьком стебельке шеи покачивалась взад-вперед, как незабудка.
— Но мы обнаружили, на что наша дочь тратит деньги, которые мы даем ей на завтраки. Она собирает комиксы.
Господин Сайгэку взглянул на Вадима.
— Но я никогда не смотрел комиксов… — пробормотал почему-то Вадим.
— Я пошел в магазин, где продают комиксы, — продолжал господин Сайгэку. — Мне сказали там, что среди девочек этого возраста популярны именно такие комиксы, какие покупает моя дочь. Я их видел. Там нарисованы очень красивые юноши — с кудрявыми волосами, длинными ресницами, божественными телами. И ни одной женщины. В этих комиксах юноши занимаются любовью друг с другом.
— Да ну, — удивился Вадим.
— Да-да, — подтвердил господин Сайгэку. — Моя девочка смотрит, как юноши целуют друг друга, как они облизывают языком большие гладкие органы… Да-да, я сам видел.
Господин Сайгэку погрустнел.
— Это красиво, наверное. Это всего лишь мечта. Что еще нужно девочке? Да-да, я сам видел. Все японские девочки читают такие комиксы.
— Вадик, — вдруг прорвался из боковых дверей Славик, разгоряченный. — Ты че, пойдем! Там так прикольно, вышла такая… такой… Все, как ты говорил — они каждый раз в новом наряде и поют… Они сейчас были в джинсовых комбинезонах и пели эту, из «Братьев Блюз»… пошли! Клево!
Вадим попробовал отказаться.
— Че это за девчонка? — спросил любопытный Славик.
— Какая девчонка? — Вадим изумился.
— С которой ты только что разговаривал.
— Я разговаривал?! — Вадим даже глаза выпучил.
— Ладно, не хочешь говорить, не надо, — великодушно сдался Славик. — Пойдем, тебе там такой коктейль сделают — я попрошу… какой ты еще никогда в жизни не пробовал.
— Ладно, ты иди, а я чуть позже подойду, — ответил Вадим, сам не зная, куда он подойдет, и, собственно, для чего.
Господин Сайгэку терпеливо ждал, без тени неудовольствия на лице.
Вадиму было отчаянно неудобно заводить разговор на такую тему, но он все же начал, непонятно зачем:
— А вы не думаете, что такие развлечения немного — как бы это сказать…
Господин Сайгэку радостно закончил:
— Неподобающи?
— Ну да, что-то вроде этого.
— Нет — нет. Вы ведь знаете, что в японских комиксах и мультфильмах всегда много секса и насилия, подробно и реалистично изображенных. Это традиция. В Америке, например, все подобные комиксы запрещены цензурой, а мультфильмы продают только взрослым. И тем не менее сравните уровень преступности, особенно детской: там — и в Японии. Можно даже сказать, что уровень преступности обратно пропорционален распространенности предосудительного чтива. Японские дети не воспринимают мир, нарисованный в комиксах, как реальность. Это совсем другой мир.
Вадим посмотрел с уважением на господина Сайгэку: он не подозревал в этом маленьком человечке способностей к культурному анализу такого уровня. Хотя, разумеется, высказанное им могло и не быть его собственной мыслью. Он мог прочесть что-то подобное в газете или услышать в том же магазине комиксов.
— Вадик, ну ты че, сколько тебя ждать? — Вновь из распахнувшихся дверей выскочила Славикова голова. Из-за головы доносилась танцевальная музыка: припев — какая-то там луна.
— Подожди, подожди, — отмахнулся Вадим.
Славик плюнул и исчез. Вадим отчего-то почувствовал усталость, даже захотелось спать.
— Вы не возражаете, если мы присядем? — спросил он у господина Сайгэку.
— Нет-нет, что вы… присаживайтесь.
В коридорчике находился единственный предмет, пригодный для сидения на нем, — нечто вроде продолговатого пуфика. Вадим и господин Сайгэку осторожно присели, с трудом поместившись вдвоем на крошечном топчане.
— К сожалению, я не могу предложить вам чаю, — виновато произнес господин Сайгэку. — Мицумо украл мой орибэ. А в это время года из другой чашки пить не подобает — тем более такому гостю, как вы.
— Ничего, — Вадим откинул голову, прислонил ее к стене. — Не беспокойтесь. Сейчас, я отдохну немного.
— Мицумо завидует мне, — добродушно продолжил господин Сайгэку. — Еще когда нашим начальником был не Санкаку-сан, а Сасуки-сан, Мицумо меня ненавидел. Один раз он добавил мне в чай крысиной мочи.
Вадим распахнул глаза и посмотрел на господина Сайгэку, решив, что ослышался. Тот продолжал глядеть благожелательно и невозмутимо. Впервые за вечер он не улыбался совсем. Один глаз у него оказался больше другого.
— Нет, это переходит уже всякие границы! — воскликнул господин Мицумо, выскакивая откуда-то сбоку. Он ударил господина Сайгэку; тот, упав с пуфика, так и остался лежать без движения. Затем господин Мицумо ударил Вадима; Вадим не смог защититься — до такой степени он устал. Господин Мицумо бил его еще и еще. Вадим предпочел упасть и лежать, последовав примеру господина Сайгэку.
6
Обнаружив себя утром в кровати… Нет, не так. Сначала Вадим обнаружил дикую боль в животе, а следом уже того, в ком она находилась, — себя. «Аппендицит», — подумал Вадим и, стиснув зубы, двинулся к телефону, чтоб вызвать скорую. Но тут же остановился: все-таки страшновато. Решив удостовериться в причине едва выносимых колик, потащился за медицинской энциклопедией в кабинет. И очутился совсем в другом месте. Оказалось — расстройство желудка.
Затем он увидел в зеркале свое лицо: ссадины, губа разбита, под глазом классический фингал баклажанного цвета, но почему-то с глубоким зеленым тоном. Под подбородком — кровоподтек, похожий на налипшую разжеванную черносливину. Казалось, что можно взять ее за край и отлепить. Этого Вадим делать не стал, а начал осторожно умываться.
