— Амбер Сэлл, — он произнес это медленно, как будто бы пробуя звуки на вкус. Она не знала, как ей реагировать. Приятный эффект от нескольких флиртини на пустой желудок быстро исчезал.
— Танде Ндяи, — сказала она, помолчав немного. Он рассмеялся.
— Неплохо-неплохо, я слышал и хуже. — Его рука крепче обняла ее спину. Она вдыхала аромат его кожи.
— А как ты это произносишь? — пробормотала Амбер.
— Неважно. Главное, что ты делаешь это хорошо.
— Нет, правда. Как ты это произносишь? В чем разница?
— Амбер Сэлл. Мы так и собираемся простоять здесь всю ночь, споря из-за произношения моего имени?
— Нет.
— И что мы собираемся делать?
— Мы можем… — Амбер глубоко вздохнула. Они оба замялись, потом вместе развернулись и взяли такси.
— Все это так странно, — сказала Амбер, приподнимаясь на одном локте, чтобы взглянуть на него.
— Почему?
— Потому что все произошло слишком быстро.
Он улыбнулся.
— Что в этом смешного? — спросила она, запуская руку под одеяло, чтобы погладить его по груди.
— Ты считаешь, что все было быстро?
— Ну, я имею в виду, что мы по-настоящему познакомились только сегодня вечером в клубе. А теперь ты здесь в постели со мной.
— Ты провела со мной почти неделю в пустыне, или ты уже забыла? — Он повернулся к ней лицом.
— Конечно, нет. Но ты почти не говорил со мной!
— Мы разговаривали очень долго.
— Нет, всего лишь один раз ночью. Мы говорили о проекте, о Максе — и все.
Несколько минут Танде молчал.
— Я думал о тебе часто после той ночи, — наконец признался он и перекатился на спину. — Много раз я хотел не знаю даже чего: позвонить тебе, как-то связаться с тобой.
— Но почему не сделал этого?
— Потому что, — он провел рукой по своему лицу, — потому что не думал, что это именно то, что следует сделать. Я не считал это правильным.
Амбер неуверенно посмотрела на него, внезапно ей стало холодно.
— А теперь? — спросила она тихо.
— Не знаю. Ты мне очень нравишься. Но все это будет очень непросто.
— Почему? Почему это должно быть сложнее, чем с кем-то другим?
— Я из Мали, Амбер! — Он снова повернулся к ней лицом. — Я — мусульманин, африканец! К тому же министр в правительстве страны, пытающийся помочь продвижению проекта, в котором твой отец — главная фигура. И потом, с Максом тоже будут проблемы.
— Какое дело Максу до всего этого, его это не касается, — рассерженно заявила Амбер.
— Но ведь ты сама-то так не считаешь? — Голос Танде показался ей вдруг резким и строгим.
— Какое ему дело до этого. К тому же ты ему нравишься. Он любит тебя больше, чем всех нас, вот что я тебе могу сказать! — Она попыталась превратить все в шутку. Танде молчал.
— Амбер Сэлл. А ты знаешь, что это значит по-арабски? Амбер?
— Нет.
— Сокровище, нечто драгоценное.
— Я и не думала, что ты знаешь арабский, — заметила она, почувствовав внезапное смущение и стеснение в груди.
— Достаточно хорошо, чтобы читать Коран и заказать себе пиво.
— Но ведь тебе категорически нельзя пить, — сухо уточнила она.
Он рассмеялся, притянув ее к себе ближе.
— Ох, ты для меня слишком умна и быстро реагируешь, мне так это нравится в тебе, ты ведь знаешь.
— Да и ты не такой медлительный, — пробормотала она, уткнувшись в его грудь, но чувство страха так и не покинуло девушку. Что он такое говорил? Она высвободила голову.
— Итак, что же мы… что же ты собираешься делать? — спросила она.
— Я не знаю.
— Но должен же быть какой-то путь, разве не так? Я имею в виду… конечно, если мы нравимся друг другу, то все остальное не имеет значения… не знаю, как сказать, мы ведь найдем способ обойти препятствия? Разве нет?
— Иншалла — все в руках Аллаха.
Это было не совсем то, что ей хотелось бы услышать.
Бекки следила за тем, как открывается и закрывается рот Мораг, после того как та произнесла первые несколько предложений, она уже больше не вслушивалась в слова. «Очень хорошие рекомендации, я уверена, что ты сможешь найти что-то другое. Нельзя все время оставаться на одном месте». Все эти фразы пролетали мимо ее сознания. Она даже толком не понимала, что все они адресованы непосредственно ей самой, что Мораг обращается именно к ней. И что ее увольняют.
— Извини, Бекки, — продолжала говорить Мораг. Бекки с изумлением подняла глаза вверх. Мораг действительно была расстроена, и это легко читалось на ее лице.
— О нет, не беспокойся об этом. Все хорошо. — Бекки поднялась. — Ну что же… Я полагаю… Я полагаю, что мне лучше… Ну, ты знаешь, как это, собрать вещички, убраться, очистить место… — В глубине души ей хотелось поделиться с Мораг своими чувствами, высказать, в какое затруднительное положение она ее ставит. Ее увольняют! Впервые в жизни!
Оказавшись дома, Бекки набрала номер Генри. Услышав его голос, она разрыдалась. Он пообещал приехать, как только сможет. Через час Бекки услышала его стук в дверь. Она сбежала по ступенькам вниз, слезы снова навернулись на ее глаза, и открыла дверь. Вид высокого, сильного, мощного мужчины сделал ее состояние еще хуже. Она бросилась в его объятия. Он, обняв ее, провел в прихожую и быстро запер дверь у себя за спиной. Гладил ее рыжие гладкие волосы, вытирал слезы, налил большой стакан коньяка.
Его не удивило то, что ее уволили. В последнее время у него создалось впечатление, что Бекки поставила собственные удовольствия превыше всего, а это, как он выяснил, в большей или меньшей степени было связано с ним. Он не был уверен в том, что с этим делать, и стоит ли что-то менять. У них был роман. Или, точнее, у Бекки был роман, поскольку Генри, выражаясь точно, ни с кем не был связан никакими обязательствами. Он был страшно привязан к этой женщине, это он прекрасно сознавал, но не знал, как прекратить все это или, точнее, хочет ли он, чтобы все кончилось.
Они с Бекки никогда не разговаривали, только занимались сексом: играли в сложные эротические игры, осуществляли свои фантазии, всячески ублажали друг друга. Однажды Бекки призналась ему, что он нужен ей, как сигарета курильщику или выпивка алкоголику. Это было грубо, оскорбительно, она сама была шокирована своими словами, и он заметил, что она побаивается всего происходящего. Но, Господи… все это делало те несколько часов, которые они проводили вместе каждую неделю, такими драгоценными, что он ловил себя на том, что, оставшись один, часто вспоминает об этом. Генри уносился мечтами к этим встречам и на работе все следующие дни, он чувствовал себя беспомощным, одержимым этой женщиной и переживал те же чувства, которые отравляли ему жизнь в тринадцать лет.