— Ваше святейшество, — поклонилась она, когда закрылась дверь за спиной.
С ее точки зрения, сей великий муж не производил впечатление какой-то особой суровости или святости. Скорее, от него исходила властность, как от президента крупной фирмы. Если не считать, что его компания никогда не котировалась на биржах Нью-Йорка, Лондона или Токио. Не занималась она и прогнозами собственного роста, по крайней мере не на языке ежеквартальных или годовых отчетов. Ее мало интересовали даже века. Это уникальное предприятие уже третье тысячелетие измеряло свой прогресс на языке вечности.
— Сестра Сергетти, — поприветствовал ее папа и жестом пригласил садиться. Интонации его голоса выражали искреннюю радость от встречи. — Давненько вы к нам не заглядывали.
Удивленная и встревоженная, она опустилась в кресло напротив и тут же нашла подтверждение своим опасениям. Папа изучал ее личное дело из ватиканского отдела кадров.
— «Озоновая демонстрация у нью-йоркской штаб-квартиры ООН», — зачитал он вслух негромким, но хорошо поставленным голосом. — Глобальный бойкот биохимических компаний… Даже на веб-страничке у вас больше визитеров, чем на моей. Гм-м… — Он на секунду вскинул взгляд, блеснув светлыми и живыми как ртуть глазами. — Порой я задаюсь вопросом, не является ли ваша одержимость спасти Землю от человечества проявлением более подспудного, даже неосознанного желания найти себе искупление.
Она поерзала в кресле. Жестко и неудобно.
— Искупление каких грехов, ваше святейшество?
— Я знавал вашего отца. — Как же, как же, старая история. — Помнится, — продолжал папа, — в ту пору я был еще епископом. Ваш отец пришел ко мне за советом, узнав о беременности вашей матери. — А вот это уже нечто новенькое. — Он настаивал на аборте.
— Ничего удивительного, — дернула она плечом, не позволяя горечи прорваться наружу. — Судя по результату, вы его отговорили?
— Я просто сказал ему, что в силах Господа создать прекрасное даже в самых уродливых обстоятельствах.
— Понятно.
Серена так и не смогла решить, ожидал ли папа проявления благодарности за спасение ее жизни или просто делился воспоминаниями. Впрочем, несомненно одно: он ее изучал. Ни осуждения, ни жалости. Только деловой интерес.
— Серена, мне всегда хотелось кое о чем вас спросить, — сказал папа, и девушка невольно подалась вперед. — Учитывая обстоятельства вашего рождения, как вы можете любить Христа?
— Из-за обстоятельств Его рождения, — ответила она. — Если бы Он не был единосущим Сыном Божиим, то считался бы просто ублюдком, а Его мать прослыла бы шлюхой. Он вполне мог бы отдаться ненависти. Вместо этого Иисус выбрал любовь, и сегодня Церковь именует Его Спасителем.
Папа кивнул:
— По крайней мере вы не оспариваете, что должность занята.
— О да, ваше святейшество, — ответила Серена. — Впрочем, вы тоже вряд ли можете жаловаться на свою работу.
Он тонко улыбнулся:
— Ту самую работу, которой, как мне тут доложили, вы бы сами не прочь заняться.
Серена неопределенно повела плечом:
— Я бы сказала, в ней слишком много наносного блеска.
— Справедливо. — Папа внимательно посмотрел ей в лицо. — Тем более что она недоступна для бывших монахинь, повторяющих грехи своих отцов.
Тут ее неприступный вид дал трещину, и Серена почувствовала себя незащищенной. С этим папой частная аудиенция напоминала скорее визит к психотерапевту, и девушка уже практически исчерпала запас негодования, чтобы держаться независимо.
— Я не вполне понимаю, к чему ведет его святейшество, — пробормотала она, тщетно пытаясь сообразить, насколько осведомлен понтифик. А затем, припомнив судьбу тех, кто имел глупость его недооценить, Серена решила не таиться, чтобы не стать предметом для дальнейшего унижения. — Вы совершенно правы, ваше святейшество, — кивнула она. — Но только не следует забывать, что я уже не монахиня, спутанная обетами по рукам и ногам. Впрочем, вам, наверное, будет приятно узнать, что я планирую остаться непорочной вплоть до замужества. Которого, как я подозреваю, мне не видать, как своих ушей.
Папа приподнял руку:
— Но отчего же вы…
— Пусть мы и не закрепили с ним отношения физически, это не означает, что эмоциональных связей тоже нет, — объяснила Серена. — А мои чувства не оставляют места сомнениям, что я никогда бы не смогла стать христовой невестой и одновременно пылать страстью к мужчине. На такое способны лишь лицемеры вроде моего отца. Словом, если вы намерены воспользоваться этим инцидентом, чтобы подорвать ко мне доверие…
— Чушь, — отмахнулся понтифик. — Имя доктора Йитса просто всплыло в разведотчете, вот и все.
— Конрад? — пролепетала она, сраженная осведомленностью оперативников Церкви.
— О да, — кивнул папа. — Как я понимаю, вы познакомились в Боливии, еще в той, прошлой жизни, когда мы считали вас своим самым многообещающим лингвистом.
Серена откинулась на спинку кресла. Так-так. Теперь понятно. Должно быть, нашелся некий манускрипт, требующий перевода. Ей, наверное, сейчас предложат работу. Она с облегчением перевела дыхание. Очень хорошо, что удалось-таки покончить с обсуждением целибата. С другой стороны, папа упомянул про Конрада, и это вызвало у нее любопытство.
— Да, ваше святейшество. Я действительно работала в то время в Андах, среди племени аймара.
— Такая скромность делает вам честь, — заметил понтифик. — Насколько я понимаю, вы использовали язык аймара для разработки программы автоматизированного перевода для экологической конференции в ООН. И, если не ошибаюсь, добились успеха на своем ноутбуке, в то время как эксперты из доброй дюжины европейских вузов привлекли для данной цели суперкомпьютеры.
— Честь первопроходца принадлежит не мне, — возразила Серена. — Боливийский математик Гусман де Рохас уже проделал нечто подобное в восьмидесятых. Язык аймара вполне подходит в роли промежуточного звена для одновременного перевода с английского на ряд других языков.
— Их только шесть, — кивнул папа. — Хотя вам удалось найти подходы к более универсальному применению.
— Единственный секрет моей системы в том, что сам язык аймара обладает крайне жесткой и логичной структурой, — сказала она, нащупав знакомую почву под ногами. Потихоньку начинала возвращаться былая самоуверенность. — Аймара идеально подходит для переложения на язык компьютерных алгоритмов. Его синтаксические правила можно представить своего рода алгебраической нотацией, которую понимает вычислительная техника.
— Просто поразительно. Вы, можно сказать, приблизились к тому, чтобы расслышать шепот Господа Бога. Отчего же забросили свою идею?
— Да нет, ваше святейшество, я и сейчас, бывает, над ней размышляю.
— Верно, верно. У вас весьма широкие интересы. Вы не только Мать-Земля и официальный посол доброй воли от экологии, но и активный участник проекта «Latinitas Nova et Vetera», — сказал папа, ссылаясь на «доработанный» толковый словарь латинского языка, с помощью которого ватиканские традиционалисты надеялись дать благозвучному, но мертвому наречию Вергилия новый старт в третьем тысячелетии.
