Отслужив положенные часы, Адальберон, умиротворенный привычным ходом службы, перебирал в памяти горькие упреки, с которыми собирался обратиться к этому юному наглецу, а буде тот не внемлет, то и пригрозить карой Господней. Оправив напоследок алтарные ризы, руанский епископ вышел на крыльцо, чтобы увидеть, как Вильяльм по прозвищу Длинный Меч с несколькими приближенными направляется к временной часовне.
Первым, однако, на ступени взошел не герцог Нормандии, а тот неизвестно откуда объявившийся на островке норвежец.
— Сын мой, — начал было епископ заранее заготовленную речь, как вдруг… поперхнулся, захрипел, успел почувствовать холод клинка у шеи и солоноватый привкус крови во рту…
— Одину слава! — прозвучал над телом зарезанного на ступенях часовни посланника папы римского голос молодого норманнского герцога, и это были последние слова, какие слышал епископ Руанский Адальберон. — Одину слава!
IV
РУНА МАННАЗ — ПОВИВАЛЬНАЯ РУНА
Манна, манназ, говорит человек, я — это я, я есть.
Спросите у скальдов, что есть человек, не познавший
причастности к миру своей, единенья с морем,
что кормит его, добрым мечом и дружиной.
Скальды ответят, что каждый из нас
лишь малая часть нитей цветных,
что Норны седые в мира сплетают яркий узор.
Вычерчивай руну, коли стремишься
помощь обреешь иль заблудших, пропавших вернуть.
В дальнем углу небольшой комнатки с низким закопченным потолком возле занавешенного плащом окна беседовали двое, правда, Гриму стоило большого труда сосредоточиться на их разговоре.
— Ага! Так это тот самый посланник, о котором судачили в Фюркате, — с удовлетворением проговорил Глам.
— Судачили? — нахмурился Бранр Хамарскальд. Грим не знал точно, откуда ему известно имя этого человека. Появился вроде под утро в кабаке какой-то верховой… — Круг отправил нескольких с перерывами во времени и в разных направлениях, чтобы замести следы. Однако мы не думали, что пересуды пойдут так скоро. Давно ты из Фюрката?
— С пол-луны. По правде сказать, я искал сына Эгиля без поручения Круга, на свой страх и риск.
— Зачем?
— Это дело между мной и Эгилем.
— Эгиль умирает, а может, к сему времени уже и мертв.
Слова холодной глыбой обрушились на мутный разум Грима. Перед глазами плыло, и в голове гудело от удара скамьей и выпитой браги. Сколько же рогов пива они с Бьерном в себя влили? И когда это было? Вчера?
— Позавчера, — холодно ответил Бранр.
Оказывается, он, Грим, разговаривал в слух. Да нет, сон это дурной, сон, и те горькие слова не были произнесены.
— Повтори, что ты сказал, — борясь с головной болью, прохрипел Грим.
— Позавчера.
— Нет, до того.
— Отец твой Эгиль умирает, а возможно, уже отправился к чертогам Одина.
Отец… Не может быть… Отречение от дара, наследия, Круга… Мысли путались, сбиваясь в единый вязкий ком.
— Как?
— Его ранил дружинник Косматого, это было в схватке у устья Раум-Эльва. Славная была сеча. Рана тяжелая, но от таких не умирают. Сын Лысого Грима потерял лишь кусок мяса с предплечья, у него еще достало сил перепрыгнуть на Харальдов драккар, прорубить себе дорогу к противоположному борту и прыгнуть на корабль Хегни-ярла. Корабли Хегни не пустили Косматого в Раум-Эльв, об этом ты еще услышишь в Фюркате. Эгиль же благополучно вернулся, но тут-то и началось что-то странное: рана зажила с невиданной быстротой, а отец твой стал угасать. Ни травники, ни даже Амунди-врачеватель не в состоянии его излечить. Травники да костоправы только смотрят во все глаза и руками разводят беспомощно. Амунди же с Оттаром будто подозревают что-то, а что делать, тоже не знают.
— А целительная сила… — начал было Глам.
— Ты хочешь сказать, заклятий? — прервал его Бранр. — В том-то и дело, что после каждой руны ему становится все хуже. Кто-то или что-то забирает у него силу. Грим, дед твой, — снова обратился к валявшемуся на брошенных на солому шкурах Гриму человек Круга, — бессилен сделать что-либо, к тому же он стар, и годы его мы тоже можем счесть по пальцам. Без тебя оборвется связь.
— Я не поеду.
— Тебя зовет отец.
— Я отрекся.
— Круг готов забыть о твоем отречении.
Фразу за фразой тяжело и непреклонно Бранр Хамарскальд гвоздями вбивал в Грима, которому сейчас хотелось лишь добраться до ковша браги или бочки с холодной водой. Да за глоток хмельного он согласится сейчас поехать куда угодно, но ведь не говорить же об этом. Грим обвел мутным взглядом комнату. В углу на соломе довольно храпел Бьерн, у стола, на котором, плавая в плошке сала, чадил фитиль, сидел Горе-скальд. Лицо старика было неподвижно, глаза как-то по-птичьи прикрыты веками, можно было бы даже решить, что он спит, если бы не мерное шевеление губ Глама — сочиняет, что ли, на горе слушателям?
Бранр продолжал смотреть на Грима в упор.
— Похмелиться, — не выдержал наконец тот. — А до тех пор и разговаривать не буду, — и, увидев презрительную усмешку посланца скальдов, потянулся за мечом.
— Принеси кувшин, — бросил Бранр куда-то в сторону, и за дверь метнулась щуплая фигурка.
— А это еще кто? — с трудом выдавил Грим.
— Скагги, посланный к тебе Тровином. Ты что, и его не помнишь? Не помнишь, как вы с Бьерном его напоили?
— Нет, — честно признался Грим. — А к чему Тровину посылать ко мне какого-то мальчишку?
— Вот это мы сейчас и выясним. А то он со всеми, кроме тебя, говорить отказывается. Твердит, что к тебе был послан.
— Один всемогущий! — Грим со стоном повалился назад на солому.
Мальчишка вернулся с кувшином, который опасливо протянул Гриму. Сын Эгиля жадно припал к краю, и горло, а за ним и нутро обожгло потоком огненной влаги. Однако намного легче ему не стало, только во рту появился какой-то гниловатый привкус. Грим едва не послал проклятия всем богам, но под тяжелым взглядом посланца Круга прикусил язык. Стоило ему только оторваться от кувшина, как к сосуду потянулась могучая лапа. Не просыпаясь, Бьерн влил в себя добрую половину его содержимого, ткнул кувшином куда-то в сторону Бранра и немедленно захрапел снова. Бранру не оставалось ничего иного, как принять кувшин. Подержав его с полминуты в руках, посланец скальдов понюхал содержимое, с отвращением отпил и поставил кувшин на стол — под локоть Гламу.
— Может, теперь ты выслушаешь меня?
— Ну?
— Именем Круга и рода отец и дед призывают тебя в Фюркат. Это все, что мне приказано тебе передать. Есть еще одно. Доставить тебя на Круг я должен даже в случае твоего отказа.
— Убив?
