Отец Ламеро никогда не выезжал из Японии. Дальше Камакуры он не забирался, и у него не было знакомых среди правительственных чиновников. И все же, когда его вызвали в Кемпейтай, допрос проводил не просто офицер в форме, а генерал в форме, причем не просто генерал, а барон Кикути, герой русско-японской войны 1905 года, которого многие считали самым могущественным человеком во всей тайной полиции.
У журналистов это вызвало удивление, и какое-то время спустя некоторые из них в частной беседе попросили отца Ламеро рассказать о случившемся. Иезуит отвечал в своей обычной манере, прямо и кратко, и пересказал весь разговор слово в слово.
Барон Кикути был крошечным, низкорослым человечком. Отец Ламеро, напротив, был высок и худ, отчего казался еще выше. Потому-то генерал и не встал, когда отец Ламеро вошел в комнату. Он не поднялся из-за огромного стола и лишь указал посетителю на стул. Стул был маленький и низенький, поэтому удобно разместиться на нем гость никак не мог. Отец Ламеро мысленно отметил, что на столе ничего не было, — значит, генерал давал ему понять: незачем заглядывать в досье, он и так знает о священнике все, что нужно.
Генерал говорил отрывисто и резко, используя глаголы и местоимения, подходящие разве что для приказаний, отдаваемых жене, ребенку, слуге или животному. Отец Ламеро мог выбрать один из трех вариантов ответного поведения. Во-первых, принять все эти оскорбления и в дальнейшем отвечать на вопросы так, как подчиненный отвечает начальнику. Во-вторых, перейти в ту же тональность и отвечать оскорблением на оскорбление. Или же не обращать внимания на принятый генералом тон и говорить с ним как с равным себе.
Он выбрал последнее, чтобы показать, что ему нечего скрывать, что он владеет собой вне зависимости от ситуации; этот подход мог показаться генералу слегка унизительным, учитывая тон, который он изначально взял. Уловка сработала — через некоторое время генерал заговорил в той же манере, что и Ламеро.
Садитесь.
Спасибо.
Как давно вы приехали к нам в страну?
Около десяти лет назад.
Чем вы занимались все это время?
Изучал буддизм.
Где?
В Камакуре.
С какой целью?
Для того чтобы получить навыки, необходимые для выполнения моего миссионерского долга.
А почему вы думаете, будто у вас здесь есть миссионерский долг?
Это мой долг перед Богом: он и здесь, и везде.
А то, что вы устроили у себя в доме в прошлую пятницу, ночью?
Я просто собрал у себя тех, кто жаждал получить наставление в вере.
И в пятницу на прошлой неделе тоже?
Да.
И в пятницу полгода назад?
Да.
Почему именно по пятницам ночью?
Наставления в вере обыкновенно даются в пятницу, по вечерам.
Я сказал ночью, а не вечером. Чем вы занимаетесь с этими мальчиками после ваших наставлений в вере, которые, кстати, заканчиваются не слишком поздно?
Иногда мы что-нибудь обсуждаем.
Что?
В основном театр Но.
Случается ли кому-либо из вас разыгрывать роли?
Иногда.
Зачем?
Чтобы показать, что мы имеем в виду.
Вы надеваете костюмы?
Иногда.
Зачем?
Потому что Но — это костюмированная драма.
Вы надеваете маски?
Они — часть костюмов.
Вы танцуете?
В некоторых пьесах Но есть и танцы.
Вы надеваете костюм дракона?
Если это необходимо для сцены, которую мы разыгрываем.
Не мы, а вы лично. Вы надеваете костюм дракона?
Если это необходимо для сцены, в которой я участвую.
А кто надевает костюм принцессы?
Тот, кто играет ее роль.
То есть один из мальчиков?
Не обязательно.
Ладно, допустим, вы и принцесса танцуете. Что в этот момент делают остальные мальчики?
Выступают в роли хора и музыкантов.
То есть они просто сидят вокруг и смотрят? Они что-нибудь говорят? Напевают? Исполняют музыку?
Они исполняют партию хора и играют на инструментах, принятых в театре Но.
На музыкальных инструментах, вы говорите?
На барабане. На флейте.
А после танца?
После легкой закуски они расходятся по домам.
Всегда?
Да.
Но иногда ваши представления затягиваются, и они расходятся далеко за полночь?
Бывает и так.
Уже под утро?
Если нам попадается длинная пьеса.
Длинная пьеса, прошипел генерал, подавшись вперед над столом. Он оперся подбородком на руки и пристально посмотрел на отца Ламеро. Вы — хорошо разбираетесь в искусстве Но?
Я изучал его.
Вы один из лучших западных экспертов, занимающихся Но, так?
Возможно.
Значит, вы понимаете японскую культуру и отдаете себе отчет в том, что японский воин не допустит, чтобы иностранец распространял в его стране свое чуждое тлетворное влияние.
Наставления в вере и растление — вещи разные.
А что вы делаете с одним из мальчиков, в то время как остальные смотрят?
Театр Но и растление также вещи разные.
Речь не о театре Но, речь о вас.
Если кто-то и растлевает Японию, так это армия.
Осторожней, вы плохо разбираетесь в политике. И никто не приглашал вас в эту страну в качестве эксперта по политическим вопросам. А если бы вы таковым являлись, вас бы уже давно отсюда выдворили.
Знаете, я люблю эту страну, а то, что вы делаете с ней, отвратительно.
Мы в хороших отношениях с Западом. И, естественно, хотим, чтобы так было и впредь.
Понимаю.
А посему о том, чтобы изгнать миссионера, не может быть и речи.
Разумеется.
Вы можете оставаться здесь на любой срок: пока ваша церковь не против.
Хорошо.
Естественно, вы вольны заниматься любыми религиозными практиками, включая наставления в вере.
Хорошо.
В том числе и частным образом, у вас дома.
Хорошо.
Однако у тех молодых людей, которые ходят к вам по пятницам на ночные собрания, есть еще и отцы. Возможно, молодые люди получают удовольствие от ваших ночных представлений, а их отцы в это время не находят себе места. Тогда, может быть, они просто не на своем месте? В таком случае, может, стоило бы освободить несколько рабочих мест, чтобы отцы этих мальчиков могли заниматься тем, что им интересно, точно так же, как вы занимаетесь тем, что интересно вам. Конечно, найти работу сегодня крайне сложно, и все это из-за того, что западный капитализм сделал с моей страной. Возможно, их отцам не удастся найти работу, но в таком случае они всегда могут пойти в армию.
