Маркиз отчаянно закивал.
— Я бы предпочел видеть вас мертвым, а бедного Харвеста — отомщенным, — искренне продолжал Дюрандаль, — но пройдя Узы, я буду считать по-другому. Я могу вывести вас отсюда живым, даже если мне придется пробиваться силой, а даже Великий Магистр, возможно, не может обещать этого. — Он подумал, не хватил ли лишку, но Наттинг, похоже, верил каждому его слову.
— Что пошло не так? — простонал тот.
— В первую очередь Харвест был не совсем готов. Я — полностью. — Может ли этот трус вообще участвовать в ритуале? Он трясся как осиновый лист. — И вы ударили недостаточно сильно.
— Вы не ударили так, как положено колоть мечом, милорд. В следующий раз — когда вы будете пронзать мое сердце — не забывайте, что вы деретесь за свою жизнь. Пронзите меня насквозь, слышите? Так, как делает это Король. Жмите до тех пор, пока острие не покажется из моей спины.
Наттинг застонал, и его снова начало рвать.
7
Острие Любви казалось совершенно неподходящим местом для продолжавшего трястись маркиза, и все же он снова стоял там. Теперь Дюрандаль стоял напротив него — на острие Смерти. По сторонам от него стояли Байлесс и Готертон. Интересно, подумал он, удержат ли они его, если он не совладает с рефлексами? И может ли человек изрезать себя на куски изнутри? Пение стихло. Щенок выкликнул посвящение и, побледнев и глядя на Первого выпученными от страха глазами, положил на наковальню новый меч.
Магистр Ритуалов призвал духов, и либо он делал это энергичнее, чем в прошлый раз, либо Дюрандаль лучше ощущал их присутствие. Он чувствовал, что священная кузница вибрирует от незримых сил. Кровь его бурлила. Каменная кладка переливалась странными огнями, от чего тени казались еще призрачнее. Руку сводило желанием поскорее схватить лежавшее на наковальне оружие.
Маркиз съеживался до тех пор, пока не стал казаться маленьким перепуганным ребенком — особенно по сравнению с наводящим страх Великим Магистром. Может ли настоящий мужчина служить такому трусу до самой смерти, не сойдя при этом с ума? Может ли Дюрандаль смириться с ролью украшения, как обозвал это бедняга Харвест? Именем духов, да! На это была нацелена вся его жизнь, для этого он трудился, боролся — стать одним из Королевских Клинков. Пусть его подопечный лишен какой-либо ценности, зато у него теперь будет лучший телохранитель во всем Шивиале. Возможно, если постараться как следует, удастся сделать хоть что-то даже из этой половой тряпки, а то вдруг, Король задумал для него какое-нибудь тайное, опасное задание. Если повезет, может случиться война — каждому дворянину положено поставить под королевские знамена свое ополчение, и Клинок сможет биться рядом со своим господином.
Магистр Ритуалов закончил призывать духов. Наконец его ход, его минута, его торжество — пять лет он трудился ради этого! Он повернулся к Готертону — пальцы того дрожали, когда он расстегивал его рубаху. Он подмигнул ему и с трудом удержался от смеха при виде удивления на мальчишеском лице. Снять одежду, расправить плечи, повернуться было в этом удушливом жаре подлинным наслаждением. Он подмигнул и подошедшему Байлессу, и на этот раз был вознагражден взглядом, полным неподдельного восхищения. Почему они все так боятся? Так плохо дела идут только раз в сто лет или около того. Он же не бедолага Харвест! Он — второй Дюрандаль, встречающий свою судьбу. Он ощутил прикосновение пальца к своей груди, холод царапающего кожу угля.
Так, теперь меч! ЕГО меч! О счастье! Он сидел в руке как влитой. Синие сполохи играли на клинке, золотой огонь слепил глаза, переливаясь в овале кошачьего глаза на рукояти. Ему хотелось вертеть им в воздухе, ласкать его правилом до тех пор, пока лезвие не сможет перерубать падающую паутинку, пускать им солнечные зайчики, любоваться блеском стали — но это блаженство может подождать. Он вспрыгнул на наковальню.
— Милорд, маркиз Наттинг! — Эхо перекатывалось по сводам. Вот здорово! — Душой своей я, Дюрандаль, кандидат Верного и Древнего Ордена Королевских Клинков, в присутствии моих братьев клянусь вечно защищать тебя от всех врагов, ставя саму жизнь мою единственно как щит, ограждающий тебя от опасностей, храня лишь верность господину нашему, Королю. Дабы скрепить эту клятву Узами крови, прошу тебя, пронзи мое сердце мечом этим, дабы я умер, коли принес ложную клятву, или жил силою собравшихся здесь духов, чтобы служить тебе до самой своей следующей смерти.
Снова на пол и на колено…
Бледный как полотно, трясущийся маркиз взял меч, едва не уронив его, Дюрандаль встал и отступал назад, пока не уперся в наковальню. Он сел.
Великий Магистр толкнул маркиза вперед. На этот раз тому пришлось держать меч обеими руками. Отбрасывая блики, меч мотался у него в руках, описывая острием неуверенные круги — вот дурак! Не дело, если он промахнется мимо сердца, совсем не дело. Он терпеливо ждал, пока перепуганный дворянчик не встретится с ним взглядом. Потом ободряюще улыбнулся ему и поднял руки. Байлесс и Готертон отвели их назад, прижав к своей груди. Он не должен дергаться слишком сильно от боли. Он ждал. Он слышал, как стучат зубы у Наттинга.
— Ну же! — произнес он. Он готов был уже добавить. «Не промахнись!» — но тут маркиз взвизгнул:
— Служи или умри! — И нанес удар. То ли он все-таки послушался напутствий Дюрандаля, то ли просто поскользнулся, но он практически упал на него с выставленным вперед мечом. Острое лезвие пронзило мышцы, ребра, сердце, легкое, снова ребра и выскочило со спины. Гарда уперлась Дюрандалю в грудь.
Это было больно. Он ожидал боли, но все тело его словно взорвалось. И даже сквозь ослепительную пелену он видел два перепуганных глаза, смотревших на него. Он хотел сказать: «Вам нужно скорее выдернуть его, милорд», но говорить с мечом в груди оказалось слишком трудно.
Великий Магистр с силой дернул Наттинга назад. К счастью, тот не выпустил меч из рук.
Дюрандаль опустил взгляд. Рана затягивалась на глазах. Струйка крови была на удивление тонкой; впрочем, так и полагалось: пронзенное посторонним телом сердце не в состоянии качать кровь. Он ощущал исцеление — покалывающую волну, пробежавшую по ране от груди к спине, сопровождавшуюся приливом сил, гордости и возбуждения. Байлесс и Готертон отпустили его. Кузница взорвалась радостными криками. Это показалось ему неуместным, хотя в прошлом он сам всегда кричал, радуясь за других. Узы казались ему теперь рутиной, не более.
Он был Клинком, рыцарем Ордена. Люди будут обращаться к нему «сэр Дюрандаль», хотя сам по себе титул этот ничего не даст.
— Ты обошелся бы и без нас! — шепнул Готертон. — Ты почти не пошевелился!
Позже их нужно будет отблагодарить, и Щенка, и оружейников, и остальных. Всему свое время. Он встал и направился забрать меч, пока окаменевший маркиз не уронил его. Теперь-то он мог разглядеть его получше. Это был полуторный меч с прямым клинком, длиной примерно в ярд — ровно такой длины, чтобы он мог носить его на поясе, не цепляя за землю. На две трети длины лезвие было односторонним, но ближе к концу оно имело заточку с обеих сторон. Он восхищенно любовался изящными желобками на лезвии, плавным изгибом гарды, упором для пальца на случай, если он будет орудовать клинком как шпагой, горящим кошачьим глазом на головке рукояти, уравновешивавшей меч. Разумеется, оружие было идеально сбалансировано: центр его тяжести располагался не слишком близко к острию, чтобы им удобно было колоть — но и не слишком далеко — от него для рубящего удара. Оружейники выковали идеальное оружие для фехтовальщика, в совершенстве владеющего разнообразной техникой боя. Разложи они перед ним сотню мечей, он наверняка выбрал бы этот. Его восхищали даже пятна собственной крови на клинке; не стирая ее, он сунул меч за пояс. Он назовет его «Харвест» — хорошее имя для меча, память о друге, который погиб по глупой случайности.
