Делать это с рукой было совсем не то же самое, что с Викой. Но Дима просто сходил с ума. Ему требовалась хоть какая-то разрядка, чтобы не думать о потном, бликующем теле, чтобы его, Диму, просто не разорвало на части.
И вот, наконец, образ жены померк. Подернулся серой рябью и перестал быть таким уж заманчивым.
– Уфф! – сказал Дима, прислоняясь лбом к кафельной плитке. Почему-то он чувствовал себя выпитым до дна. На душе было пусто.
9
Наконец-то Нелюб наелся, да так плотно, как давно не насыщался. Последнее подобное пиршество, насколько он мог припомнить, происходило пару недель назад, в одной из соседних многоэтажек. Это был просто феерический супружеский скандал. А взаимные негативные эмоции были совершенно изумительных – пряного и с дымком – оттенков вкуса.
Захотелось подремать.
– Ну что? – спросил Рыжий. – По домам?
– Подожди, – сказал Черный, насторожив уши. – Я врага чую.
– Что?! – отпрянул Рыжий брат.
– Он над нами, – продолжал Нелюб. – Семь-восемь этажей.
Люб тоже напряг все свои чувства.
– Похоже, лешак, – удрученно мяукнул он.
– Или Ырка, – прошипел Черный.
И лешаки, и Ырки были существами здешнего Мира. Однако встреча с ними отнюдь не сулила добра братьям-котам: те же лешаки запросто могли видеть призрачных гостей из Зазеркалья, могли и отобрать добытую энергию. Во всяком случае, попытаться.
– А, ладно, что они нам сделают? – мрачно сказал Нелюб. – Останемся, еще ночью, чувствую, будет чем поживиться. Ночь моя, Люб, не забудь!
– А вдруг и здесь достанут? – поежился Рыжий.
– Кто, местные? Ну, они ж тут не призраки! – махнул хвостом Черный. – Сквозь двери проходить не могут, а станут ломиться – с балкона спрыгнем.
– Ладно, – нехотя проворчал Люб, устраиваясь подремать возле женщины. – Уговорил. Хотя и жаль! К дубу поэт может прийти, а меня нет… Эх, такая экскурсия сорвалась!
– Зайдет еще к тебе твой Хре… как его… – буркнул Нелюб.
– Да нужен он мне… – важно ответил Рыжий. – Ладно, что с тобой поделаешь… Остаемся. Утром, наверное, здесь же и позавтракаем, – промурчал он, погружаясь в сон.
– Ночь – моя, моя, моя! – выгнул спину Черный брат.
– Умгу, – невнятно отозвался Рыжий кот.
А Нелюб не без зависти подумал: «Это как же надо было обожраться на свадьбе?»
10
Было уже два ночи, но заснуть Дима не мог. Вика тоже не спала. Ходила у себя по комнате, вроде бы даже плакала.
«Может, сейчас?» – подумал Дима. Встал с постели, вошел в комнату. Вика сидела на краю постели.
– Ты мерзкий, – сказала она, не глядя ему в глаза, – совершенно мерзкий человек! Ты довел меня до слез!
– Ну Викочка! – Дима присел рядом, коснулся плеча жены.
– Отстань! – Она сбросила его руку.
– Я больше не буду…
– Что ты больше не будешь? Жадничать, что ли? Каждую копеечку несчастную считать? Все! Я больше не могу жить со скрягой!
– Викусик! Я… Ну… Слушай, может, не будем?
– Все, разговор окончен!
– Нет! – с некоторой даже злостью воскликнул Дима. – Ничего он не окончен!
Он действовал, что называется, на инстинктах. Повалил жену в постель, навалился сверху, стал покрывать поцелуями шею и грудь. Вика отбивалась, но не так, чтобы в полную силу. И вскоре Дима сумел ее раздеть, раздвинуть коленом бедра.
Однако происходило что-то неладное. Дима чувствовал, как по его спине разгуливает неприятный, словно бы царапающий сквозняк. Это дуновение ветерка, казалось, имело непосредственную связь с тем, что померк мысленный, невыносимо яркий и соблазнительный образ Вики в голове. Образ, зовущий к подвигам его красного богатыря. Который по-монгольски «улан-батор».
– И что это? – Вика брезгливо, двумя пальцами, держала богатыря. А тот вовсе не рвался в бой, норовил устроиться в маленькой женской ладошке, прикорнуть. – Что-то ты, Смирнов, мне в последнее время все меньше нравишься. Даже изнасиловать по-человечески не можешь…
