— На протяжении всей своей карьеры, звездный капитан, я занимаюсь исцелением воинов. Пребывание в любой касте имеет как свои привилегии, так и свои неприятные и тягостные стороны. Вам еще предстоит осознать, что за право снова командовать в бою надо заплатить невыносимо высокую цену.
Что это? Наглое высокомерие? Оскорбление? Из уст представителя низшей касты?.. Доктор Шаста ножницами стал снимать внешний слой бинтов с головы Трента. Трент оставался спокойным, но, к своему удивлению, отметил, что его дыхание стало прерывистым.
Чего я боюсь? Слов какого-то жалкого лекаря? Я снова буду сражаться! И это единственное, что имеет значение.
Процесс длился долгие десять минут. Медтехник Карен вручила доктору небольшое зеркало, которое тот, в свою очередь, передал Тренту. Тот без колебаний поднял зеркало на уровень лица и заглянул в него своим единственным глазом.
На голове оставался лишь кусок пластыря, поддерживающий тампон на правом глазу Лицо выглядело жутко. Кожи почти не осталось, деформированную плоть покрывала лишь влажная, почти глянцевитая синтедерма, сквозь которую просматривались вены. На половине головы волосы исчезли полностью, оставшиеся сохранились, видимо, благодаря тому, что были прикрыты нейрошлемом. Правое ухо превратилось в какой-то мясистый бесформенный шишак. Нос как будто расплавился: от него фактически остались лишь широко раскрытые проходы ноздрей, сочащиеся антисептическим кремом.
Правая часть верхней губы тоже исчезла, так что видны были десны и зубы. Трент понял, почему при питье он проливал часть жидкости на подбородок — на то, что от него осталось. Некогда крепкая, выразительно оформленная нижняя челюсть — родовой признак линии Хоуэллов, была чудовищно деформирована. Кожа и мышечные связки сильно выгорели, и теперь синтетическая кожа прикрывала лишь жалкие останки кости и связок. Жуткие шрамы тянулись к шее и там заканчивались.
Доктор Шаста снял бинты с правой руки, и Трент увидел, чем он заплатил за своевременное катапультирование и свое спасение. Кисть выглядела покрасневшей, но не тронутой, а вот предплечье и плечо обгорели так сильно, как будто их поджаривали в аду на горящей сере. Место сгоревших мышц заняли связки миомерных волокон, прикрытых все той же синтедермой. Рука лежала безжизненно, но Трент почему-то знал, что она функциональна. Как бы там ни было, но миомерные мускулы сделают руку гораздо более сильной, чем она была.
— Мое лицо… — все, что он смог сказать, глядя на себя в зеркало. Доктор кивнул.
— Синтетическая кожа защитит вас от инфекции, и она прочнее и долговечнее настоящей.
Трент глянул на медтехника Карен, и жалость, которую он прочел в ее глазах, поразила его в самое сердце.
— На мне теперь печать воина, — сказал он гордо и опустил зеркало. — Эти шрамы и рубцы показывают, что я бесстрашен в бою, что я сражаюсь жестоко и беспощадно. Они покажут всем и каждому, кто меня увидит, что у меня сердце настоящего Ягуара…
И все же Трент знал, что ему придется долго привыкать к тому, что каждый раз в зеркале он будет иметь удовольствие созерцать такое вот лицо. Оно было незнакомым, чужим, неприятным…
Доктор Шаста наклонил голову.
— Это на всю жизнь, звездный капитан. Наша медицинская наука могла бы с легкостью создать вам вполне приличный облик, но воинская каста запрещает растрачивать медицинские ресурсы на удовлетворение чьего-то тщеславия.
Трент с этим не спорил. Кланы, особенно Клан Дымчатого Ягуара, ненавидят расточительство. Такова тради ция всех Кланов со времен Николая Керенского. Без этого они просто не выжили бы.
— Я не прошу вас исправлять мою внешность. И я буду носить эти шрамы с гордостью. Они покажут всем, у кого есть глаза, что я настоящий воин.
Доктор Шаста слегка покачал головой.
— Как скажете, воин. Я сделал все, что требуется от члена моей касты. Я залечил ваши раны, чтобы вы смогли снова вернуться к активному исполнению своего воинского долга. Я восстановил ваше здоровье до такой степени, что вы можете снова встать в ряды тех, кто сражается во имя Дымчатого Ягуара.
Трент слегка улыбнулся.
— Пусть те, кто увидит мое лицо, знают, что я не бежал от врага, а встретил его с поднятой головой!
* * *
Последний вопль адепта Джудит Фабер не пробился наружу. Звуконепроницаемые переборки темного отсека, находящегося глубоко в чреве шаттла Дымчатого Ягуара «Хартел», равнодушно поглотили ее вой, а ведущие допрос дознаватели переговаривались поверх безвольно распростертого тела, как будто ее здесь и не было. Джудит знала, что враги должны были покинуть Токкайдо, но до нее почти не доходило, что и сама она находится на корабле Ягуаров. Все кругом напоминало настоящий ад и не могло иметь к ней никакого отношения… Джудит не видела лиц своих мучителей, которые допрашивали ее уже в течение нескольких дней.
С момента пленения ее внутренний мир превратился в мешанину боли и искаженного наркотиками восприятия. Джудит находилась в полубессознательном состоянии, когда ее взяли в плен. Ее запястья несколько раз обмотали кордом, пинками поставили на ноги и затащили на борт шаттла. Пока шли, один из конвоиров сообщил ей, что гвардия Комстара одержала победу на Токкайдо, но ее радость, вызванная этим сообщением, длилась недолго. Ее начали допрашивать размеренно и эффективно. Сначала просто задавали вопросы, потом начали накачивать наркотиками, затем в дело пошли электроды и сенсоры нейросвязи. Жестокость допросов не удивляла Джудит. Перед тем как она отправилась на выполнение задания, ей и об этом рассказывали во время инструктажа. Вот только знать — это одно, а испытывать на собственной шкуре — совсем другое. Все, что у Джудит оставалось, это ее сильная воля — тонкая мембрана между муками и безумием.
— Отрубилась, — донесся до нее глубокий низкий голос.
Говорящего она не видела. Это не имело значения; впрочем, теперь вообще ничего больше не имело значения. Ее пытали слишком долго, чтобы это можно было выдержать. Она готова рассказать все что угодно своим палачам — правду, неправду, готова сообщить то, что знала, и даже то, о чем и знать не могла; если бы ее попросили, она заговорила бы на неизвестных языках, смогла бы понять речь животных, по дуновению ветерка определила бы страну, в которой родились вихри, его породившие… о, ветерок, ветерок… овей мою несуществующую кожу и висящие изрезанные нервы…
— Вообще-то допросы с применением наркотиков весьма эффективны, но Комстар при нашей последней встрече продемонстрировал такую изобретательность, которую нельзя недооценивать, — отозвался более высокий, почти женский голос. — Возможно, ее накачали блокирующими агентами, чтобы она могла противостоять нашему медикаментозному воздействию.
— Не слишком ли вы перестарались с допросом? Она ведь и помереть может.
— Возможно. Но сомнительно. Очень немногие из наших людей во время битвы на Токкайдо объявляли своих поверженных противников «связанными». Я нахожу странным, что она не захотела репатриироваться вместе с остальными пленными гвардейцами.
