Там — ничего. Ничего не изменится. В конце концов, произойдёт то же, что и здесь.
Он нагонит меня.
Я это почувствовал. Он уже схватил меня…
Эта его спокойная уверенность в том, что я последую за ним. Недвижные глаза. Чугунная плита, незримая, но оттого ещё более страшная плита, что он мог в любой момент снова подвесить у меня над головой.
Мне не уйти. Он снова и снова будет нагонять меня. И с каждой новой встречей он будет подчинять, подавлять, подминать меня всё больше и больше. И любое моё сопротивление (впрочем, откуда бы ему взяться?) только усилит мою боль. И едва ли… я выдержу…
— Хорошо. Мы с вами старые знакомые. Близкие друзья. Друзья детства. Однокашники. Выросли вместе. Вы меня знаете. Как облупленного. Я же (вот беда!) забыл вас. Ничего, бывает. У меня, знаете ли, проблемы… в личной жизни…
— Знаю, Сергей Игоревич, — ответил Кашин.
И взгляд его стал вдруг очень мягким. Даже тёплым каким-то. И зрачки его… словно уже не из давящего, сверлящего металла — из бархата… Тёплого, мягкого бархата.
— Проблемы… Мне ли не знать этого. Мне ли не знать… Ну так, как? Последуете? Или ещё вопросы какие-нибудь задать хотите?
— Последую, — ответил я. — Всенепременно. Вот поссу только. На дорожку. Вы не возражаете?
— Дозволяю, — тоном весьма высокопарным ответил Кашин. — И впредь дозволяю отправлять естественные надобности всех их видов и разновидностей, не испрашивая на то моего согласия. Ныне, присно и во веки веков!
— Аминь! — закончил я в тон своему собеседнику и пошёл в туалет.
А моча, кстати… Под ноги натекла. Раздражение теперь будет. Пятна красные.
Дышать тяжело. Проволока с расчётом пропущена. Руки, ноги… Через туловище — только одна перетяжка. Но затянута так туго…
И руки… С синевой уже… Ещё немного — распухать начнут…
Пальцы, пальцы… Шевелить. Дышу спокойно. Без напряжения.
Без напряжения.
На унитазе я рисовал фигурки струёй мочи. Утром она всегда скапливается у меня очень быстро. Её много. Её хватило на кактус. Я нарисовал кактус.
Жалко, никто и никогда его не увидит. Я его и сам не видел.
Бачок не исправен. Вода непрерывно льётся. Рисунок мочой на бегущей струе.
Дверь от сквозняка ритмично хлопала у меня за спиной. И скрипела.
Из зала доносились обрывки разговоров. Смех.
Мне показалось… Или я совершенно ясно услышал голос моего недавнего собеседника (или теперь уже спутника?).
Похоже, он говорил с кем-то. И смеялся.
«Что, ещё попутчиков ищет?» подумал я.
Всё, последние капли. Рисунок закончен. И смыт.
Бачок хрипел и всхлипывал. Снова непрестанно захлёбывался поступавшей в него водой. И всё старался отдышаться.
И застегнул ширинку на джинсах. Вышел из кабинки.
«Стоит ли мыть руки? Сушилка, похоже, сломана. Полотенца бумажные кончились. И кран…»
И кто только за этот кран не брался!
Нет, руки мыть я не стал.
Я вышел в зал. И вот здесь…
Нет, ему всё-таки удалось меня удивить!
Кашин был за столом не один.
Приставив ещё один стул к столу, рядом с ним сидела одна из тех двух девиц, что вошли недавно в кафе.
Кашин шёпотом рассказывал ей что-то, как видно, весьма забавное. И вполне легкомысленное.
Девица смеялась в ответ, взмахивая руками время от времени и, сама того не замечая, толкая каблуком труп моего разума, по которому (как я заметил) начали уже ползать здешние жирные мухи.
— А, Сергей Игоревич! — воскликнул радостно Кашин, наконец то меня заметив. — А я уж за нас расплатился. Прямо по счёту, за обоих… Ехать уж было собирался. Да вот, повезло — ещё попутчик нашёлся. Вернее, попутчица. Таней её зовут. А её подружку — Леной. Но подружка устала шибко. Ночная смена, так сказать… А вот Таня готова нам компания составить. За разумное вознаграждение… Не так ли?
Я подошёл и встал у стола. Садиться уже не стал (ноги покалывало, да и включаться в их разговор не очень то хотелось, так что лучше было держать дистанцию).
— С каждого, — уточнила Таня, окинув меня быстрым взглядом.
И встала.
— Ну, дождались… Теперь пошли, что ли?
— Минетчица широкого профиля, — сказал Кашин, разводя руками. — Просто каждая секунда на счету. Танюш, не спеши. У меня к тебе особое предложение. У тебя, Танюш, обычная ставка какая?
— Обычная? — даже слегка удивилась Татьяна такому вопросу. — Три сотни — отсос, четыреста — классика, ещё две сотни сверху за анал…
— И всё это на парковке?
— А я на трассе не работаю, — ответила Таня с некоторой профессиональной гордостью. — У меня постоянная точка.
— Постоянная — это хорошо, — сказал задумчиво Кашин. — Но мне, понимаешь, простор нужен… Я, знаешь, игры люблю, с фантазией чтобы всё было, с выдумкой… А тут толкотня. И соляркой пахнет. Да и душно в машине то. Нет, чтобы на природе…
— Отъехать, что ли, хочешь? — догадалась Таня. — Ну это, с доплатой… И не со мной надо решать. Мне без разрешения с точки нельзя уходить.
— Понял, — сказал Кашин. — Ну иди, зови свой профсоюз. Будем договариваться.
Когда Таня ушла, Кашин подмигнул и с нескрываемым восторгом сказал мне:
— Цены то, цены то каковы! Не сравнить с московскими то! Вот что значит провинция. Нет, нет уже в столице таких чистых и бескорыстных отношений между людьми!
— К чему это всё, Виталий Петрович? Что вы тут за ерунду придумали, с девкой этой?! — раздражённо спросил я его. — Решили ехать — так давайте. Чего ещё её тащить? Куда ещё отъезжать? На дороге ни душа нормального не найдёшь, ни ванны, ни даже бани захудалой. А от неё заразиться — пара пустяков. По ней микробы так и скачут. Эти бабы со стоянок… Это же самый опасный контингент!
— Ах, Сергей Игоревич! Ну прямо чудеса какие-то! — воскликнул Кашин. — Ещё день назад чуть в петлю не полезли, а сейчас уже и заразиться боитесь. Или снова жить захотелось? Творить, бороться и мечтать? Ну так не бойтесь, со мной вам ничего не страшно. Масса удовольствия, и никакого вреда для здоровья. И для спасения души это будет весьма полезно. Уж поверьте мне!
— Чепуха какая-то… — я хотел было сказать ему в ответ что-нибудь очень резкое («Нечего банальную похоть спасением души прикрывать!»), но фразу закончить не успел.
Вернулась Татьяна. Вместе с боссом.
Сначала я почувствовал его приближение (по нарастающей волне перемешанных запахов пота, дезодоранта, табака и перегара) и только потом увидел.
Руководителем её профсоюза оказался крупный, плотный мужик. Одет он был в широкие чёрные брюки и рубашку в бело-зелёную клетку, с короткими рукавами. Черноволосый, с мускулистыми руками (или даже лапами). Шёл он уверенно, но с лёгкой косолапостью. Широким хозяйским шагом. Словно бы давил непрестанно мышей, пробегавших у него под ногами.
