Мне бы вернуть все… Начать с начала…
Нет, в одну воду нельзя войти дважды. Даже тут.
Мысли Генриха прервало появление призрака. Сначала он увидел лишь смутный контур человеческой фигуры в порванном скафандре биологической защиты, затем, по мере приближения, зыбкий образ начал принимать более детальные черты.
Лицо незнакомца за разбитым забралом было поражено какой-то формой экзобиологической дряни, чем-то вроде клочковатого мха, который сросся с кожей несчастного. Его побелевшие губы постоянно шевелились, с мукой произнося одни и те же фразы:
– Он меня бросил… Я молил его… А он оставил меня умирать…
Призрак брошенного здесь воспоминания вышел на берег ручья, споткнулся об выступающий из праха узловатый корень "мертвого" дерева, и вдруг умолк, заметив Генриха.
По взгляду фантома стало ясно, - он бродит тут так давно, что логр начал воспринимать фрагмент чьего-то воспоминания, как нечто отдельное, обособленное.
Поступок, который совершил Зольц, еще недавно показался бы ему невероятным.
Он подошел к распластавшемуся на берегу мутного ручья призраку и склонился над ним.
– Ты кто?
Призрак с трудом приподнял голову.
– Помоги… Умоляю… Я биолог… Экзобиолог из разведывательной экспедиции.
– Как тебя зовут?
– Я не помню. Болезнь. Она поразила меня после случайного падения. Я порвал скафандр и разбил забрало шлема. Он был рядом, но сбежал… Я молил его…
– Кто сбежал?
– Не помню…
Генрих собрал остатки своей воли и разума.
Этот призрак говорил. Явление не такое уж феноменальное, почти все фантомы что-нибудь твердят, но этот хотя бы попытался ответить на вопрос.
Почему? Как воспоминание может осознавать себя?
– Твой напарник… Он тоже был экзобиологом? - После долгого размышления спросил Зольц.
– Да… Я плохо помню. Но он бросил меня умирать.
Генрих вдруг понял, почему призрак обрел некоторую самостоятельность и устойчивость, демонстрируя качества личности.
Тот человек, который бросил умирать своего напарника, обладал теми же знаниями что и несчастный, скончавшийся от экзобиологической заразы на неведомой Зольцу планете. Это означало только одно, оказавшись тут и вспомнив свое преступление, тот сбежавший экзобиолог невольно вспоминал о профессиональных качествах коллеги, о знаниях которые мог бы применить, спасая его. Он мучился угрызениями совести и, не выдержав их, вторично бросил тут, среди мрачного леса, не человека, конечно, но полноценное воспоминание о нем, не понимая того, что вместе с мучившим его призраком отдает "отстойнику" частицу самого себя, вместе с теми знаниями, которые являлись общими для двух коллег по биологической экспедиции.
Зачем мне чужие грехи, когда своих хватает?
Генрих лишь мимолетом подумал об этом. Его личность стояла на грани распада. Он ненавидел самого себя. Что толку стать одним из призраков этой мрачной чащобы? Возможно, существует другой путь? Не уничтожать воспоминания, а принимать их, такими, каковы они есть, хранить в себе, чтобы больше не повторять ошибок прошлого?
Если бы Зольцу сказали, что он станет мыслить таким образом, Генрих бы лишь фыркнул в ответ. Подобного не могло случиться с ним в той, потерянной и проклятой навсегда жизни.
Теперь измученный, опустошенный, едва помнящий собственное имя, он мог.
Не только мог, но и хотел. Назло всему. Назло этому чудовищному лесу. Не только ради того чтобы выжить, но и заново воссоздать себя, другим, не таким как прежде.
Риск?
Конечно, он был. Но Генрих дошел до той стадии отчаяния, когда любой выход из тупика казался ему благом.
Не убивать воспоминания, а собирать их, осмысливать, примирятся с призраками, принимая частицы знаний и крупицы душ.
Ты перестанешь быть самим собой.
Не беда.
Генрих склонился к несчастному и тихо произнес:
– Я помогу тебе. Дай мне руку.
В следующий миг, когда их пальцы встретились фантом внезапно задрожал, сливаясь с фигурой Генриха.
Не бойся. Мы выйдем их этого леса… - мысленно произнес он. - Или лучше попробуем изгнать его отсюда.
5.
Черный лес отступал, редел, открывая взору небольшую поросшую травой поляну, посреди которой возвышалась примитивная постройка, срубленная из толстых, узловатых стволов деревьев.
Издали она походила на древний монастырь, затерявшийся в мрачной чащобе.
Мутный ручей протекал по поляне, постепенно очищаясь от пепла и праха.
…Призрак, вышедший из леса, с некоторым удивлением посмотрел на незаурядное для этих мест явление, а затем, собрав остатки воли, пошатываясь, ступил на мягкий травянистый ковер поляны, направляясь к высокому частоколу, окружавшему бревенчатые постройки.
Он погибал, и знал это.
Наверное поляна и возвышающиеся в ее центре постройки пригрезились ему.
Внезапно скрипнули, открываясь, массивные ворота и навстречу вышел человек
Призрак уже не мог идти. Он начал медленно таять, воздух вокруг него струился и дрожал.
От катастрофического, но неизбежного распада его спасло появление незнакомца, облаченного в грубые одежды.
Глубокий капюшон скрывал лицо странного обитателя гиблых чащоб, но, проделав половину пути до истощенного призрака, он откинул его.
– Генрих?
Человек остановился, внимательно посмотрел на призрака и тоже узнал его.
– Ричард?
– Да это я… помоги… Я сейчас просто исчезну…
– Я помогу. - Кивнул Генрих, черты которого изменились, стали более суровыми, и в то же время спокойными, уверенными, словно он сумел обрести некую внутреннюю гармонию. - енрих черты которого изменились стали более суровыми и в то же время о. он откинул его. венчатые постройки. тивная постройка иНо прежде ответь, ты готов принять свое прошлое, примириться с ним?
– Я готов на все, Генрих… На меня напали в лесу. Большая часть моей личности теперь принадлежит другим…
– Но что-то ведь сохранилось, верно?
– Помоги…
Генрих кивнул.
– Я уже помог тебе. Пойдем в обитель поговорим там.
– Ты издеваешься? Я на грани распада. Даже двинуться не могу.
– А ты попробуй. - Губы Генриха тронула легкая усмешка.
Ричард посмотрел на свои руки и вдруг понял, что истекавшее от них марево исчезло.
Он обрел стабильность!
Но каким образом?
Немой вопрос, читавшийся в его взгляде, нашел неожиданный ответ.
