Потомки голландских поселенцев считали себя аристократией нью-йоркского общества, но для Джастина подобный факт, видимо, ничего не значил.
— Она выходит замуж за лорда Бонифация Катберта, одного из самых знаменитых экономистов нашего времени, — продолжала Эвелина.
Джастин сразу же отреагировал.
— Она выходит замуж за старину Банни Катберта? — воскликнул он, расплывшись в улыбке. — Ну и ну!
— Банни?
— Я слушал его лекции в Оксфорде. Первоклассный мужик, хотя и робок, как слепая черепаха. Она, должно быть, обладает искрометным темпераментом, если сумела выманить Банни из его скорлупы.
Эвелине вспомнилась холодная белокурая американка миссис Вандервурт, в одном мизинчике которой было больше высокомерия, чем у какой-нибудь европейской наследной принцессы, но что касается искрометного темперамента, она его не заметила.
— Она действительно дама своеобразная.
— Почему она выбрала для проведения свадебного торжества монастырь «Северный крест»?
— Это личное дело, о котором я расскажу вам под строжайшим секретом. Видите ли, ее первый муж был никербокером. А сама миссис Вандервурт происходит не из столь знатного рода. По правде говоря, до эмиграции в Америку ее бабушка служила кухаркой в монастыре «Северный крест».
Джастин тихо присвистнул и прислонился к раковине.
— Не могу сказать, что меня удивляет больше: то ли то, что старый скряга раскошелился на кухарку, или то, что он так нравился бабушке Вандер-как-ее-там, что она сохранила приятные воспоминания о монастыре.
Эвелина заерзала на стуле.
— На самом деле воспоминания не такие уж приятные. Миссис Вандервурт выросла на рассказах своей бабушки, которые не всегда были хорошими. Ей — я имею в виду ее бабушку — казалось, что с ней плохо обращались.
— Вот как? — произнес Джастин. — Что же произошло? Может, ее обидел какой-нибудь наглец-слуга?
— Нет-нет. Речь идет совсем о другом. На самом деле она затаила обиду на вашего деда. Она считала, что он смотрел на нее сверху вниз и относился презрительно, хотя я думаю, она ошибалась, — торопливо добавила Эвелина, чтобы не расстраивать Джастина. — Полагаю, что у бедняжки просто разыгралось воображение. Некоторые люди, оказавшись в подчиненном положении, способны такого себе навоображать…
— Э-э, нет. Подозреваю, что именно так он и вел себя, — спокойно прервал ее Джастин. — Дед был деспотичен, на всех орал, ему было трудно угодить, — продолжал он. — Помню первые слова, которые я услышал от него, причем обращался он не ко мне, а к отцу, так как меня, я думаю, он считал недостойным прямого обращения: «Черт побери, Маркус, надеюсь, что, прежде чем я умру, ты произведешь на свет солдата, способного поддержать семейную традицию, а не такого дилетанта, как этот». «Дилетант» — не самое худшее, но, мне хотелось бы верить, наиболее точное слово, которым характеризовал меня дражайший дед.
У Эвелины округлились глаза.
— Должно быть, вам ужасно было слышать такое. Губы Джастина тронула озорная улыбка.
— Но для него еще ужаснее. Господь так и не подарил мне младшего брата. Поэтому, будьте уверены, я с сочувствием отношусь к каждому, кто пострадал от домашней тирании старика.
— Значит, вы сдадите мне в аренду монастырь? — обрадовалась Эвелина.
Он покачал головой:
— Я сказал лишь, что испытываю сочувствие, которого совсем недостаточно, чтобы позволить каким-то янки вторгнуться в свое фамильное гнездо.
— Какой ужас! Клянусь, вы говорите совсем как ваш дед, — возмущенно заявила Эвелина, заработав удивленный, хотя и весьма одобрительный взгляд Джастина. — Кстати, вы сами сказали, что монастырь похож на отвратительную старую развалину. А я ее преобразую.
— Я не хочу, чтобы ее преобразовывали. Я люблю отвратительные старые развалины.
— Вы просто капризничаете. Полно, ничего не сделается с вашим старым монастырем. Я привезу в собственных ящиках все отделочные материалы и украшения и все такое прочее, а когда свадьба закончится, увезу все обратно, оставив здание чистым, опрятным и, возможно, даже хорошо отремонтированным. Причем все за счет миссис Вандервурт.
На лице Джастина появилось непроницаемое выражение. Он скрестил руки на груди. У него были очень красивые руки, мускулы так и перекатывались под кожей.
— Когда вам желательно арендовать дом?
— В следующем месяце, — ответила она, сдерживая дыхание.
Он воздел руки к небесам, изображая отчаяние.
— Какая жалость! В любое другое время я, пожалуй, смог бы предоставить дом в ваше распоряжение.
Она укоризненно взглянула на него. Ведь ей почти удалось заполучить монастырь.
— Чем вас не устраивает следующий месяц?
— Следующий месяц апрель, — терпеливо пояснил Джастин. — Я сам всегда провожу апрель в монастыре «Северный крест».
Она не сдавалась:
— А нельзя ли вам приехать туда, скажем, в июне? Должна заметить, что июнь — более подходящий месяц, чтобы пожить в сельской местности.
— Нет, — ответил он. — К июню закончатся перелеты птиц.
— Перелеты птиц? Вы, должно быть, шутите? Неужели вы намерены отказать мне из-за какой-то стайки птиц?
— Жаль, что вы меня не понимаете.
— Нет! Это вы меня не понимаете! Я вам заплачу. Заплачу достаточно, чтобы вы смогли провести апрель в каком-нибудь уютном маленьком коттедже в любом уголке Англии. С удобствами из фарфора.
— Сожалею, — заметил он. — Рад бы услужить, но не могу.
Ему придется услужить. Ведь монастырь остался ее единственным шансом восстановить доброе имя Уайтов. Не может она бросить все после двух последних провалов. А вот если она справится на этот раз и поразит воображение международного сообщества, представители которого постоянно крутились вокруг миссис Вандервурт, высший свет Англии снова станет пользоваться услугами ее фирмы.
Эвелина собралась с духом. Жаль, конечно, что пришлось прибегать к подобному средству, но делать нечего.
— Вам придется сдать мне в аренду ваш дом, — заявила она и, покопавшись в кармане спортивных брюк, извлекла пожелтевший кусочек картона.
— Придется? — спросил он, удивленно вскинув брови. — Но почему, позвольте узнать?
Она протянула ему кусочек картона:
— Потому что я предъявляю к оплате вашу долговую расписку.
Глава 3
Джастин взял кусочек картона и взглянул на элегантные каракули, нацарапанные его почерком.
— Боже мой, ну конечно! Вы совенок!
— Простите? — не поняла она.