С утра Ату разбудил стук в дверь и до боли знакомое ворчанье: будить ее пришел Трэвор. Просыпалась она тяжело. Кажется, с трудом открывающиеся веки и тяжелое ватное тело были последствием трехнедельного лежания в клинике. Чувство неопределенности, какой-то туманности сознания изрядно портило настроение. Она не видела снов. Ни в больнице, ни здесь, в гостинице. Ведь что-то же должно было ей сниться! Она так надеялась, что сны прольют свет на ее утраченное прошлое, но очередная надежда рухнула. Не исключено, конечно, что сны она видела, только забывала при пробуждении. Такое бывает. А если она никогда не видела снов?
Ата заставила себя подняться, скинула одеяло и поплелась в ванную. Сполоснуться и одеться надо бы поскорее, не то упреков Трэвора не избежать. С утра он, наверное, особенно ворчлив. Да она и сама не в духе, так что они обязательно поссорятся. Только зачем представлять себе это заранее? Надо подумать о чем-нибудь приятном. Только о чем? Например, о круассанах. Она обязательно закажет их на завтрак.
Ата натянула свое коричневое платьице, провела расческой по густым каштановым волосам. Мельком взглянула в зеркало. Не так уж плохо — синяки под глазами потихоньку проходят, лицо тоже начинает приобретать здоровый цвет. Скорее бы уже походить на человека — образ тощей замухрышки начал порядком ей надоедать.
Трэвор ждал ее внизу и уже успел заказать завтрак. С удивлением и удовольствием Ата обнаружила среди заказанного круассаны, лежащие на белой фарфоровой тарелке.
— Я знал, что вам понравится, — довольным голосом произнес Трэвор, не дожидаясь слов благодарности. Круассаны — первое, что пришло ему в голову, когда официантка спросила его о заказе.
Оказывается, он даже может быть галантным, улыбнулась про себя Ата. Вчера — роскошное дорогое вечернее платье, сегодня — ее любимые круассаны на завтрак. Не ожидала от вас, Трэвор Лоу. Хотя очень приятно.
— Спасибо, Трэвор. Я ужасно голодна.
Пока Амата с аппетитом уплетала яичницу со спаржей и томатами, Трэвор, с набитым ртом, не переставал бранить неудобство кровати в его номере.
— Как будто в матрас положили камни. Здоровые такие булыжники. Сплю я и так отвратительно, а тут еще эта мерзкая кровать, черт бы ее подрал. Руки с утра так и чесались черкнуть в жалобную книгу парочку строк о здешних спальных местах.
— Да вы просто принцесса на горошине, — не удержалась Ата. — Я заснула сразу же, как только моя голова коснулась подушки.
— Говорю же, — прорычал Трэвор, — у меня бессонница. Даже дома я часами ворочаюсь в кровати, прежде чем заснуть. В гостиницах этот процесс растягивается до бесконечности.
— Позвольте вам напомнить, — не унималась Ата, — что вчера в машине вы превосходно заснули, несмотря на неудобство сиденья и дорожную тряску.
— Во-первых, я не спал, а дремал. А во-вторых, это произошло по инерции — я привык пить снотворное в самолете, на этот раз я его не выпил, поэтому…
— Не кажется ли вам, Трэвор, — прервала Ата его рассуждения, — что вы себя больше накручиваете, нежели вам плохо в действительности. Общаясь с вами, я пришла к выводу…
— Черт побери! — Трэвор окончательно взорвался. — Не претендуете ли вы на роль моего личного психоаналитика?! Я общаюсь с ним четыре раза в неделю и, поверьте, мне этого достаточно! Толку, правда, мало, как и от общения с вами. Но, по крайней мере, он профессионал в этой области…
— В отличие от меня? Не сомневаюсь. Вот его и пичкайте своим постоянным нытьем!
Трэвор надулся и замолчал. Теперь она попрекает его нытьем. И вовсе никакой он не нытик! Ничего подобного! Если она не хочет слушать его — пускай! Он вовсе не намерен разговаривать с ней. К тому же вместе им осталось быть совсем недолго. В полиции быстро прояснят ситуацию, и он отправится домой. Хватит с него оскорблений от этой неблагодарной девчонки!
По пути в участок Трэвор не произнес ни слова. Здорово я его задела, мелькнуло в голове Аты. Ну и пусть! Пусть считает себя безумно больным и усталым, если ему так хочется. Это и впрямь не ее дело, а труд оплаченного им психоаналитика. Сейчас модно к ним обращаться по любому, даже самому пустячному поводу. А она не так уж оторвана от действительности, если помнит, что модно, а что нет. Совсем неплохо.
С мыслей о Трэворе Ата переключилась на созерцание города. Городок не слишком большой, чистый, опрятный, но ей почему-то несимпатичный. Могла ли она здесь жить, если сейчас не в состоянии припомнить ни одной детали? Чужие безликие дома, окрашенные, в основном, в белые и голубые цвета. Хоть бы один новатор превратил свой дом в солнечно-желтое чудо! Ата вспомнила желтое махровое полотенце, которым вытиралась в номере гостиницы. Ей нравится этот цвет: по-детски радостный, такой милый!
— Трэвор! — Ведь надо же ей хоть с кем-то поделиться своим открытием. — Трэвор, я люблю желтый цвет. Но абсолютно ничего не помню о Волтингтоне. Меня терзают сомнения насчет того, что я живу здесь.
Трэвор молчал, все еще пытаясь играть в обиженного. Ответишь ей, а она, чего доброго, опять наговорит гадостей. Нет уж. Он будет молчать до последнего, пусть эта девчонка знает, с кем имеет дело. Внезапно рассуждения Трэвора прервало его второе «я», взявшееся неизвестно откуда. Она и так знает, с кем имеет дело, шепнуло второе «я», с надутым индюком, который обижается, когда ему говорят правду. Вот еще, пробормотало первое «я», просто она совершенно не разбирается в людях — пытается ставить диагноз, ничего не зная о болезни.
— Трэвор, — почти умоляющим голосом произнесла Ата, прерывая распри трэворовских «я». — Ну перестаньте вы обижаться на меня. Станьте хотя бы на мгновенье понимающим и добрым. Мне ведь не с кем поделиться своими переживаниями, кроме вас. Обещаю, больше не скажу ни слова по поводу ваших недовольств.
Она сдалась первая, и Трэвора почему-то это обрадовало. Неужели он начал находить удовлетворение в словесных перепалках с этой девчонкой? Он ведет себя совсем как ребенок. В его-то тридцать лет! Стыд и позор тебе, Трэвор Лоу!
— Забудем об этом, — смущенно пробормотал Трэвор. — А что касается города… Мне кажется, вам нужно пройтись по этой Лейвер-стрит. Ферелли сказал, что воспоминания могут и не прийти сразу. Возможно, вы будете вспоминать все по мелочам, как с круассанами и желтым цветом. Терпите, Ата. Я понимаю, вам сейчас хочется вспомнить все и сразу. Постарайтесь смириться с тем, что это не произойдет мгновенно. Кстати, строчка про синее небо… Вы не вспомнили, откуда она?
Ата отрицательно покачала головой.
— Нет. Что бы это ни было — стихотворение или песня, я не помню ее в контексте. Как ни стараюсь, не могу. А жаль — ведь она может оказаться ключом к остальным воспоминаниям.
— Не расстраивайтесь. Время все исправит, — попытался Трэвор утешить девушку. — Говорят, оно лечит все невзгоды. Я, признаться, не особенно в это верю. Но вам лучше не ориентироваться на меня и быть оптимисткой.
В участке их встретили довольно приветливо — Трэвор в элегантном сером костюме и в белой рубашке выглядел весьма солидно. С самого утра Ата недоумевала, для чего он так вырядился, зато теперь все встало на свои места — до того сильно его вид подействовал на полицейских. А когда Трэвор пообещал материальное участие в установлении личности Аты, они оба стали для стражей и блюстителей порядка почти закадычными друзьями.
