* * *
— Через пять секунд нас поразит ракета. Прими меры.
Слова Милой наверняка были адресованы не мне, потому что, находясь на пассажирском кресле, за оставшееся время я даже при всем желании никак не смог бы повлиять на ситуацию. Не знаю почему, но в эти последние отпущенные нам секунды, вместо того чтобы испугаться, я вдруг подумал о запредельной нереальности происходящего — мощнейший компьютерный интеллект обращается к откровенному безумцу с просьбой, смахивающей на детский каприз, основанный на наивной вере несмышленого ребенка во всемогущество взрослых: «Папа, ну сделай что-нибудь, ты же такой большой и все можешь»...
Ситуация была настолько неправдоподобна, что, не будь я свидетелем происходящего, ни за что и никогда не поверил бы в это.
«Ну что ж, Милую ты уже покорил, — подумал про себя я. — Удиви и меня, Агель... » Последнюю реплику я успел четко и внятно произнести вслух за мгновение до того, как ракета достигла цели.
— Удиви... — хотел было повторить я, но не успел: чудовищный взрыв прервал фразу на полуслове.
Охотник наконец-то настиг свою жертву.
Ракеты класса «воздух-земля» применяются в основном для уничтожения вражеской бронетехники, поэтому обладают значительным разрушительным потенциалом. Применять их против городского автотранспорта — то же самое, что охотиться на уток при помощи крупнокалиберного пулемета: цель просто разносит в клочья.
Я не знаю, как вообще можно совершить то, что сделал наш одноглазый безумец, но факт остаётся фактом — за оставшиеся четыре с небольшим секунды он увеличил и без того немыслимую скорость до совершенно запредельной и, поравнявшись с огромным фургоном для перевозки мебели, нажал на тормоз, резко вывернув руль влево, после чего колеса машины «встали колом» и она завалилась на правый бок.
Если бы человеческое восприятие было на несколько порядков более быстрым, то хронология событий выглядела следующим образом.
От жесткого столкновения с землей все стекла в автомобиле разом лопнули, мгновенно превратившись в мелкое крошево, которое непременно впилось бы тысячей ледяных осколков в лица сидящих внутри людей, если бы не сработавшие подушки безопасности (спереди и по бокам), самоотверженно принявшие на себя град зеркальных стрел. А затем, с опозданием на сотые доли секунды, когда сознание еще даже не успело ничего как следует воспринять, в днище автомобиля, находившееся в этот момент в вертикальном положении, ударила взрывная волна, прошедшая сквозь разорванный на куски мебельный Фургон — ракета с лазерной системой наведения, предназначавшаяся нам, поразила грузовик, в самый последний момент вставший непреодолимой преградой на ее пути.
Если бы основной удар пришелся не на днище — единственную часть в машине, способную выдержать последствия взрыва, — а на кузов, нас бы просто-напросто смяло, словно одноразовый пластиковый стакан, скомканный после использования и выброшенный за ненадобностью в ближайшую урну. Но, к счастью, теорема старины Агеля сработала и на этот раз — судьба по-прежнему благосклонно взирала на безумства своего одноглазого любимца, и, вместо того чтобы мгновенно погибнуть, выбыв из игры, мы продолжали эту затянувшуюся партию, где монета постоянно выпадала одной стороной...
Взрывная волна, ударившая в дно, была настолько сильной, что полуторатонную машину подбросило в воздух и два раза перевернуло вокруг продольной оси, после чего она врезалась в огромную стеклянную витрину продовольственного супермаркета.
Автомобиль, преодолев по воздуху не менее пяти метров и пробив толстое стекло, влетел в магазин, преследуемый огненным смерчем. Чудовищный удар о пол, который наверняка бы завершил то, чего не удалось сделать взрывной волне, был смягчен стендом, забитым коробками с мучными полуфабрикатами, хлопьями и прочей быстро приготовляемой дешевой ерундой.
Прошла, казалось, вечность, в течение которой мир кружился перед моими глазами, пестря крикливыми кислотно-безвкусными красками, а затем, с отчаянным скрежетом сминаемого металла и грохотом рушащихся полок, мы наконец замедлили свое разрушительное движение и спустя несколько секунд окончательно остановились.
Машина лежала на правом боку, так что я оказался в самом низу — полусидя-полулежа в неудобной позе. Ужасно болела голова, и кровь из рассеченной брови заливала лицо, но в остальном, как это ни странно, все было более или менее в порядке. Правда, в ушах стоял нескончаемый потрескивающий шум, почти как в динамиках радиоприемника, потерявшего настройку, но по сравнению с тем, что нам пришлось пережить, это казалось сущим пустяком.
— Что это за гул? — спросил я у Милой, когда мне все-таки удалось сконцентрироваться на текущем моменте.
— Не надо так кричать. У тебя чуть было не лопнула барабанная перепонка, и шум в голове является следствием легкой контузии. Через несколько минут он пройдет. Но не советую тебе просто сидеть и ждать. Нам нужно как можно скорее выбираться из машины и через служебные помещения, план которых у меня уже есть, следовать на подземную автостоянку персонала этого супермаркета. Очень скоро здесь будет слишком много людей из полиции и военного ведомства, так что, сам понимаешь, — уходить нужно немедленно.
Да, действительно, уходить нужно было как можно скорее, но несколько лишних секунд в данном случае не сыграли бы никакой роли. Поэтому, вместо того чтобы сразу отстегнуться и выбраться наружу через разбитое лобовое стекло, я запрокинул голову и посмотрел на водителя, удерживаемого ремнем безопасности в неудобном полувисячем положении. В этот момент он был похож на огромную летучую мышь, распластавшую свои руки-крылья над бескрайней тьмой, затопившей миры.
«Вечная тьма действительно скоро затопит этот мир», — с непонятным сожалением подумал я, после чего спросил, обращаясь к водителю:
— Ты в порядке?
Единственный здоровый глаз с трудом приоткрылся и попытался сфокусироваться на мне, что в конечном итоге ему удалось, а затем рот на залитом кровью лице растянулся в некоем подобии улыбки (больше смахивающем на оскал) и произнес несколько слов, которых я не услышал.
— Что он говорит? — спросил я Милую.
— Если опустить все лишнее, эмоционально-нецензурное, то одноглазый считает, что это был лучший трюк в его жизни. И еще: его несказанно радует, что недавно поставленные усиленные стойки выдержали запредельную перегрузку, не дав крыше смяться к чертовой матери.
— Это было действительно что-то... — сказал я, слегка похлопав его по плечу — жест, обозначающий в моем мире слишком сложную гамму чувств, чтобы можно было выразить его простыми словами.
Водитель еще раз улыбнулся, но теперь уже немного человечнее, после чего мы расстались, чтобы не увидеться уже никогда.
— Он выживет? — спросил я у Милой, с трудом выползая из покореженной машины.
— Пара сломанных ребер, вывих плеча, оторванный мизинец и очередное сотрясение мозга дают все основания полагать, что наш безумный друг уже через пару месяцев снова будет в строю. Так как наша миссия по уничтожению данного мира должна закончиться намного раньше, я не вижу никаких причин ликвидировать его прямо сейчас.
