Брюс старался сохранять спокойствие. Ему пришлось напомнить себе, насколько он выше этого старого козла. Только сегодня утром «Нью-Йорк таймс» дала о нем восторженную статью, полную фраз вроде «культовая фигура», «Zeitgeist»[1]и «ярчайшие образы нашего времени». Культовые фигуры не позволяют каким-то бородатым гномам вывести их из себя.
— Помните ли вы, что следующий план дается с точки зрения дыры Тони?
Из аудитории послышались смешки, как Брюс и рассчитывал. Грубые словечки, которые он произносил с университетских кафедр, были призваны подчеркнуть, насколько глубоко ему на все и на всех плевать.
— С точки зрения? — переспросил профессор.
— Ну да! Я думал, раз уж вы преподаете основы режиссуры, вам должно быть известно понятие точки зрения.
— Я знаю, что означает «точка зрения». Но мне не…
— Зритель видит физиономию мистера Кокса с точки зрения интимных органов Тони.
— С точки зрения интимных органов?
— Вот именно, с точки зрения интимных органов.
Профессор никогда не слышал ничего подобного. Он задумался о том, могут ли интимные органы иметь точку зрения, и если да, то в чем она заключается.
— Прошу прощения, но все же я не…
— Мистер Кокс разглядывает интимные органы, — прервал профессора Брюс, — а интимные органы, в некотором роде, разглядывают мистера Кокса.
— И в этом заключается ирония?
— Ирония, профессор, заключается в том, что мы из данной сцены извлекаем. Я хотел показать, что для мистера Кокса все это обычная работа. Я ставлю мистера Кокса в необычные обстоятельства, дабы подчеркнуть, что его лицо в этот момент не выражает ничего, кроме деловитости. Ему почти скучно. Просто такая у него работа, обычная американская работа.
Последнее заявление Брюса рассердило профессора Чэмберса уже не на шутку. Даже в голосе сквозило скрытое раздражение. Чтобы расслышать его, нужно было обладать хорошим слухом, но студенты, прекрасно знавшие повадки профессора, заерзали на своих местах.
— То есть, по-вашему, многие в Америке зарабатывают себе на жизнь, стреляя женщинам в живот и шаря у них под юбкой в поисках наркотиков?
— В Америке убийство — это род занятий, друг мой. Такой же вариант карьеры, как преподавание или медицина.
— Ну, наверное, не такой уж обычный вариант…
— Ага! Вашими бы устами…
— Статистические данные, уверен, подтвердили бы мою правоту. — Профессор Чэмберс решил, что нужно двигаться дальше. — Знаете, мистер Деламитри, следующая реплика мистера Кокса — один из самых моих нелюбимых моментов в вашем фильме?
— Вы просто сердце мне разбили. — Брюс устало улыбнулся студентам, которые наградили его ответным смехом.
— Хм-м… да… ну, то есть я понимаю, что о вкусах не спорят, и мой вкус вам откровенно безразличен. Тем не менее, по-моему, слова мистера Кокса «тут есть на что поглядеть» выходят за рамки вкуса вообще.
Брюс застонал сквозь зубы: теперь он был по-настоящему зол. Его уже не волновало, что о нем подумают юные создания. Надо было срочно разбираться с этим типом, который взялся анализировать блестящие, умные, смелые кадры из фильма Брюса с позиции допотопных представлений о пристойности.
— «Тут есть на что поглядеть» — очень важная фраза, ключевая, центральная фраза всего фильма! Она необходима для того, чтобы моя режиссерская идея дошла наконец до самых тупоголовых зрителей.
Атмосфера неловкости сгущалась. Подобные рискованные споры в наши дни нечасто случаются в университетских аудиториях — там все отлично понимают, какими последствиями чреваты высказывания, потенциально оскорбительные для той или иной социальной группы. Ощутив нервозность присутствующих, Брюс попытался умерить свой гнев.
— Я, мистер Чэмберс, отдаю себе отчет в том, что кому-то будет неприятно смотреть этот эпизод. Я также допускаю, что кто-то может найти созданные мною образы возбуждающими. Девушку подвергли грубому насилию, связали, ранили из пистолета, раздели, а потом, когда она находится при смерти, к ней под юбку лезет незнакомый мужчина. Мне подобные образы даются нелегко.
— Отрадно слышать.
— Поэтому, осознавая лежащую на мне ответственность, я помещаю их в особый смысловой контекст. Показываю реакцию мистера Кокса с точки зрения интимных органов героини.
— Вы показываете, как он с улыбкой сообщает, что под юбкой у героини есть на что поглядеть.
— Вот-вот! — воскликнул Брюс. — Но заметьте, как он это сообщает! Не ахает: «Вот это да! Я тут копаюсь в интимных органах умирающей! Это ж полный улет! Обалдеть можно!» Он пожимает плечами и говорит: «Тут есть на что поглядеть». Ему это все не нужно. Он спокоен, безразличен… Просто такая у него работа. Как я сказал, для него это всего лишь работа, обыкновенная американская работа. И именно это я хочу донести до зрителя.
Профессор вздохнул. Его уже тошнило от кино. Наркотики, стрельба, интимные органы и бесконечные ругательства вгоняли Чэмберса в депрессивное состояние.
— Давайте посмотрим следующий эпизод, — сказал он устало и кивнул студенту, отвечавшему за проектор.
Киноаппарат зажужжал. Следующая сцена происходила в грязном придорожном баре. Полураздетая женщина танцевала под медленное кантри в исполнении музыкального автомата. У стойки бара сидели двое неприятных грубых дальнобойщиков и не сводили с нее хищных глаз.
«Ну, тут, — подумал Брюс, — у старой свиньи не будет возражений».
Глава шестая
Мускулистый мужчина и его девушка по-прежнему лежали в номере мотеля. Программа «Кофе-тайм» давно закончилась, и теперь они смотрели фильмы на видео.
Женщина на экране танцевала под музыкальный автомат в придорожном баре.
— Милый, меня уже тошнит от телевизора, — сказала девушка.
— Помолчи, малыш, — ответил мужчина. — Я очень занят. Хочу кое-что проверить.
— Что ты хочешь проверить? Ничего ты не хочешь проверить! Просто смотришь глупые фильмы, которые видел уже сто раз. Давай лучше куда-нибудь сходим.
— Я занимаюсь планированием нашего спасения, дорогая, — мужчина был слегка раздражен. — Понятно? Потому что у меня теперь есть план. Ты же хочешь спастись, драгоценная?
— Конечно, хочу. Все хотят спастись.
— В таком случае заткнись, дорогая.
Он снова уставился на экран и прибавил звук. В номер полилось тягучее медленное кантри, мелодия, записанная кем-то тридцать лет назад и прозябавшая в неизвестности до самого последнего времени, когда она вдруг выбилась в хиты. Любая вещь со временем может обрести какую-то ценность, а бессильные потуги одного поколения — стать культовым китчем для другого.
