Стоял один из тех дней поздней весны, когда, несмотря на яркое солнце в безоблачном небе, воздух все же бывает неожиданно холодным.
Вайкери, прекрасный шахматист (хотя он и ленился участвовать в соревнованиях), ощутил обманчивый характер погоды. Он поднялся, надел вязаную кофту и вернулся к работе.
Яркое солнце создавало ложную картину приятной погоды. Великобритания находилась в осаде, была беззащитной, перепуганной и испытывала крайнюю растерянность. Уже был разработан план эвакуации королевского семейства в Канаду. Правительство ломало голову над тем, как спасти другое национальное сокровище Британии — детей. Их было решено послать в сельскую местность, где они окажутся в относительной безопасности от бомбардировщиков Люфтваффе.
При помощи квалифицированной пропаганды правительство осведомило широкую публику о той опасности, которую представляли для страны шпионы и «пятая колонна». Теперь пришло время пожинать плоды такой политики. Полицейские участки были буквально завалены заявлениями насчет незнакомцев, людей странного облика или похожих на немцев. Добропорядочные граждане подслушивали беседы в пабах, выдергивая из них то, что хотели, а потом спешили с доносами к констеблям. Поступали сообщения о дымовых сигналах, мигающих огнях на берегу и даже о спускавшихся на парашютах шпионах. По всей стране прошли слухи о том, что во время вторжения в страны Бенилюкса немецкие агенты переодевались монахинями, и внезапно монахини оказались на положении подозреваемых. Теперь они старались не покидать пределов стен, окружавших их священные жилища, без самой крайней необходимости.
Миллион мужчин, слишком молодых, слишком старых или слишком слабых для действующей армии, устремились записываться в силы самообороны. Для них не хватало оружия, и потому они вооружались всем, что попадалось под руку: дробовиками, шпагами, ручками от метелок, средневековыми палицами, гуркхскими кинжалами, даже клюшками для гольфа. Тем, кому все же не удавалось раздобыть подходящее оружие, давали совет носить с собой перец, чтобы швырять его в глаза мародерствующим немецким солдатам.
Вайкери, известный ученый-историк, следил за нервными приготовлениями своей нации к войне со смесью огромной гордости и тихой подавленности. На всем протяжении тридцатых годов он предупреждал в статьях в периодике и в лекциях о том, что Гитлер представляет собой серьезную угрозу Англии и всему остальному миру. Но Великобритания, дошедшая до истощения во время предыдущей войны с немцами, была совершенно не настроена воспринимать предупреждения о новом военном конфликте. И вот теперь немецкая армия двигалась по Франции с непринужденностью, достойной поездки на загородный пикник. Скоро Адольф Гитлер станет главой империи, простирающейся от Северного полярного круга до Средиземноморья. И Великобритания, плохо вооруженная и плохо подготовленная, в одиночестве пыталась противостоять ему.
Вайкери дописал статью, отложил карандаш и начал перечитывать ее с начала. Снаружи солнце цвета спелого апельсина изливало свой свет на Лондон. В окно вплывал запах крокусов и нарциссов, росших в садах на Гордон-сквер. К вечеру похолодало, и от этого запаха хотелось чихать. Но ветерок, влетавший в окно, приятно освежал лицо, и от этого даже чай почему-то казался вкуснее. Профессор оставил окно открытым и наслаждался свежим воздухом.
Война вынудила его думать и действовать не так, как раньше. Она заставила его более пристально и даже нежно всматриваться в своих соотечественников, к которым он обычно относился с чувством, довольно близким к форменному отчаянию. Он восхищался тем, как эти люди отпускали шутки, спускаясь в бомбоубежища, устроенные на станциях метрополитена, и тем, как пели они в пабах, чтобы скрыть свой страх. Вайкери далеко не сразу удалось идентифицировать и назвать то чувство, которое он испытывал, глядя на них: патриотизм. На протяжении всей своей жизни, отданной науке, он постепенно пришел к заключению, что это самая разрушительная сила на планете. Но теперь он чувствовал пробуждение патриотизма в своей собственной груди и вовсе не считал себя виноватым из-за этого. Мы воплощаем собой добро, а они зло. Наш национализм имеет оправдание.
Вайкери решил, что хочет внести вклад в общее дело. Он хотел делать что-нибудь, а не просто смотреть на мир через крепко запирающееся окно.
В шесть часов в кабинет без стука вошла Лилиан Уолфорд. Это была высокая женщина с ногами толкательницы ядра и в круглых очках, благодаря которым ее взгляд казался необыкновенно суровым. С молчаливой непреклонностью ночной медсестры она принялась складывать разбросанные бумаги и закрывать книги.
Номинально на попечении мисс Уолфорд находились все профессора кафедры. Но она полагала, что Бог в его неизреченной мудрости препоручил каждому из нас одну душу, за которую мы ответственны перед ним. И если какая-то душа нуждалась в постоянной заботливой опеке, это был, конечно же, профессор Вайкери. В течение десяти лет она с военной точностью надзирала за деталями несложной жизни Вайкери. Она следила за тем, чтобы в его доме в Дрейкотт-плейс, в Челси, всегда была еда. Она следила за тем, чтобы его рубашки вовремя доставлялись в прачечную и оттуда домой и чтобы при стирке использовали должное количество крахмала — не слишком много, иначе жесткие воротнички будут раздражать нежную кожу его шеи. Она контролировала оплату его банковских счетов и регулярно читала ему лекции о состоянии его банковского вклада, которым хозяин совершенно не желал управлять. С регулярностью смены времен года она нанимала ему новых горничных, потому что старые не желали подолгу мириться со спорадическими вспышками его дурного характера. Несмотря на многолетние и тесные служебные отношения, они никогда не называли друг друга по имени. Она была мисс Уолфорд, а он профессором Вайкери. Ей нравилось именовать себя личным ассистентом, и Вайкери, что было совершенно нехарактерно для него, потворствовал ей в этом.
Мисс Уолфорд прошествовала мимо Вайкери и закрыла окно, бросив при этом на него осуждающий взгляд.
— Если вы не возражаете, профессор Вайкери, я хотела бы уйти домой сегодня вечером.
— Конечно, мисс Уолфорд.
Он взглянул на женщину снизу вверх. Он был суетливым маленьким человечком из тех, кого называют книжными червями, с полысевшей макушкой, на которой, впрочем, сохранилась одна непокорная седая прядь. На кончике носа косо висели многострадальные очки для чтения со стеклами в форме полумесяца. Эти стекла были почти непрозрачными из-за давней привычки их хозяина снимать и надевать очки всякий раз, когда он был чем-то возбужден или напряженно думал. Он ходил в поношенном твидовом пиджаке, а на шею повязывал выхваченные наугад галстуки, все как один в пятнах от крепкого чая. Его походка служила предметом насмешек во всем университете; кое-кто из студентов мог в точности скопировать ее (конечно, втайне от профессора). Во время минувшей войны он был ранен в колено, отчего остался на всю жизнь хромым. «Сломанный игрушечный солдатик», — иногда говорила себе мисс Уолфорд. Его голова часто наклонялась вперед так, что он без труда смотрел поверх своих очков. Со стороны казалось, будто он всегда куда-то спешит.
