Я был ещё молод и искал общения с жителями селения. А потому частенько посещал старинный постоялый двор "Красавчик Вальдемар".
Думаю, жители Дорфа ценили меня. Конечно, они понимали, что я бывший немецкий солдат, но никто не задавал мне вопросов о моём прошлом.
Однажды вечером там заговорили об Альберте, который так хорошо отнёсся ко мне.
— У него не все дома, — сказал крестьянин по имени Фриц Андрé.
— Предыдущий пекарь тоже был слегка тронутый, — подхватил старый торговец Хайнрих Альбрехтс.
Когда я вмешался в разговор и спросил, что они имеют в виду, они сперва отвечали уклончиво. Я выпил уже не один графинчик вина, и щёки у меня пылали.
— Или отвечайте на мой вопрос, или извинитесь за свои злобные выдумки о человеке, пекущем хлеб, который вы едите! — заявил я.
Больше в тот вечер об Альберте не было сказано ни слова. Но через пару недель Фриц снова о нём заговорил.
— А ты не знаешь, откуда он берёт своих золотых рыбок? — спросил он у меня.
Я уже заметил, что жители Дорфа проявляют ко мне повышенный интерес потому, что я живу у старого пекаря.
— Я не знал, что рыбка не одна, — сказал я, и это была истинная правда. — А её он купил в зоомагазине, кажется, в Цюрихе.
Крестьянин и торговец засмеялись.
— У него их много, — сказал крестьянин. — Однажды мой отец шёл с работы и увидел, как Альберт прогуливает своих рыбок. Он выставил их на солнце, и их было не так уж мало. Так и знай, ты, ученик пекаря!
— К тому же он никогда никуда не выезжал из Дорфа, — подхватил торговец. — Мы с ним одногодки, и я знаю, что он ни разу не выезжал из Дорфа.
— Некоторые считают его колдуном, — прошептал крестьянин. — Они утверждают, что он не только печёт хлеб и сдобу, но и сам делает своих рыбок. Одно точно: они не из Вальдемарского озера.
Вскоре я уже спрашивал себя, не скрывает ли Альберт и вправду какую-то тайну. Мне в голову запали несколько сказанных им фраз. "Ты пришёл домой, сынок. Я знал, что в один прекрасный день ты постучишь в мою дверь. Чтобы получить сокровище".
Мне не хотелось обижать старого пекаря, передавая ему сельские сплетни. Если у него и впрямь была тайна, я не сомневался, что он откроет её мне, когда придёт время.
♠ Я долго считал, что люди судачат о старом пекаре только потому, что он живёт особняком на склоне чуть выше селения. Но что-то в самом старом доме тоже не давало мне покоя.
Когда я вошёл в дом пекаря, я сразу попал в большую комнату с открытым очагом и отгороженной в углу кухонькой. В комнате были две двери, одна вела в спальню Альберта, другая — в комнатушку, которую занял я. Потолок был низкий, но, разглядев дом снаружи, я понял, что в нём должен быть большой чердак. К тому же с гребня холма за домом я увидел маленькое окошко, сделанное в крыше.
Странно, что Альберт никогда не говорил мне об этом чердаке. Да и сам никогда не поднимался туда. Так что не удивительно, что каждый раз, когда мои приятели заговаривали об Альберте, я вспоминал о чердаке.
Однажды, поздно вернувшись из Дорфа, я услыхал, что старик ходит по чердаку. Я так удивился — и даже немного испугался, — что тут же отправился к колонке за водой. Я не спешил, а когда вернулся, Альберт сидел в качалке и курил трубку.
— Что-то ты поздно сегодня, — сказал он, но я чувствовал, что думает он о чём-то другом.
— Ты был на чердаке? — спросил я. Сам не понимаю, как я осмелился задать ему этот вопрос, он сам слетел у меня с языка.
Альберт вздрогнул. А потом посмотрел на меня с тем же добрым выражением, с каким встретил меня несколько месяцев тому назад, когда я упал от истощения на крыльце его дома.
— Устал, Людвиг? — спросил он меня.
Я помотал головой. Был субботний вечер. На другой день мы могли спать, пока солнце нас не разбудит.
Он встал и подбросил а огонь несколько поленьев.
— Тогда мы с тобой пока не будем ложиться, — сказал он.
ШЕСТЁРКА ПИК
…лимонад, который в тысячу раз лучше…Я чуть не заснул над лупой и книжкой-коврижкой. Мне было уже ясно, что я читаю о необычном приключении, но мне не пришло в голову, что это приключение имеет ко мне самое непосредственное отношение. Я оторвал кусочек от пакета, в котором лежали коврижки, и использовал его как закладку.
Подобную книжку я видал в книжном магазине Даниельсена на площади в Арендале. Там в ящике лежала маленькая книжка сказок. От моей она отличалась тем, что в ней были такие большие буквы, что на каждой странице умещалось не больше пятнадцати или двадцати слов. Тут уж и речи не могло быть ни о каком настоящем приключении.
Был уже второй час ночи. Я положил лупу в один карман штанов, книжку — в другой и рухнул на кровать.
Папашка разбудил меня рано утром. Сказал, что надо спешить и ехать дальше. Если мы не поторопимся, мы попадём в Афины как раз тогда, когда надо будет уже возвращаться домой. Он немного рассердился, что я рассыпал по полу столько хлебных крошек.
Это крошки от коврижки, подумал я. Значит, книжка-коврижка мне не приснилась. Я быстро надел штаны и ощупал оба кармана. А папашке сказал, что ночью мне так захотелось есть, что я съел последнюю коврижку. Сказал, что не хотел зажигать свет и потому так накрошил на пол.
Мы быстренько собрали свои пожитки, отнесли их в машину и побежали в столовую завтракать. Я заглянул в пустой ресторан. Когда-то Людвиг пил там вино со своими друзьями.
После завтрака мы простились с "Красавчиком Вальдемаром" и сели в машину. Когда мы выехали на Вальдемарштрассе, папашка показал на пекарню и спросил, там ли мне дали коврижки. Я не успел ответить, как на порог вышел седой пекарь и махнул нам рукой. Не только мне, но и папашке. И папашка тоже помахал ему в ответ.
Вскоре мы были уже на шоссе. Я вынул из кармана лупу и книжку-коврижку и начал читать. Раза два папашка спросил, чем я занимаюсь. Сначала я ответил, что смотрю в лупу, нет ли у нас вшей на заднем сиденье. А в другой раз ответил, что думаю о маме.
♠ Альберт устроился в качалке. Но сперва он достал табак из старой коробки, набил трубку и раскурил её.
— Я родился здесь, в Дорфе, в тысяча восемьсот восемьдесят первом году, — начал он. — Я был младший, всего нас было пятеро братьев и сестёр. Именно поэтому я был особенно привязан к матери. В Дорфе принято, что мальчики остаются с матерью до семи или восьми лет, а с восьми уже ходят с отцом на работу — в лес или на поле.
Я помню все долгие светлые дни, что провёл дома на кухне, не отходя от материнской юбки. Семья собиралась вместе только по воскресеньям. Тогда мы совершали продолжительные прогулки, подолгу сидели за обедом и по вечерам играли в лото.
