— Он все смеет. Его брат служит в федеральном штабе прокторов, и вся их семья может десять раз меня купить и продать.
С другой стороны, конечно, я бы многое дала, чтобы хоть однажды увидеть, как Маркос получит по зубам. Наполнив ручку чернилами, я поднесла ее к разлинованному листку. Сорвавшаяся клякса растеклась темными лучами вверху страницы.
— Прежде чем вы приступите, еще одно объявление, — послышался голос Лебеда. — Ежемесячный досмотр личных вещей на предмет запрещенных и еретических артефактов будет произведен завтра. Как вы помните, тот, кто донесет на соседа, получит всяческое поощрение. Информаторы — становой хребет службы прокторов. Хвала Мастеру-Всеустроителю!
Класс нестройно отозвался. Я не присоединилась к общему хору. Еретики — во всяком случае, их магия, — сказочки для детей. Те фанатики с остекленевшими глазами, что кидают в прокторов бутылки с зажигательной смесью, не больше способны колдовать, чем я — летать без дирижабля. Что такое магия в сравнении с некровирусом, с грандиозным Движителем, шестерни которого непрерывно вращаются под городом, с незримой благодатью эфира? Нет никакой магии — во всяком случае, той, в которую верят еретики. Существуй она, я бы не корпела сейчас над никому не нужным сочинением по граждандолгу.
Движитель обеспечивал Лавкрафт энергией уже вдвое дольше, чем я жила на этом свете. Он был сердцем города, сердцем из железа, меди и пара. Однажды он станет местом, где я буду работать, станет моим домом. Это не заклинания и не хрустальные шары, Движитель реален, он существует на самом деле. Благодаря ему в городе есть тепло и свет и нет гулей. Вот где настоящее волшебство, а не в эфемерных еретических чарах самозваных колдунов и колдуний.
Во всяком случае, так сказали бы профессор Лебед и прокторы. Но не моя мать.
Вместо того чтобы писать сочинение, я, достав письмо Конрада, вновь и вновь вглядывалась в эти несколько букв — «ПОМОГИ».
Во второй половине дня все пошло только хуже. На сдаче чертежа, ощущая свинцовую тяжесть внутри, я молча смотрела, как другие ученики по одному подходят со свернутыми схемами к столу преподавателя. Когда наконец в классе остались лишь мы с Кэлом, я собрала вещи, поднялась и ушла.
Кэл нагнал меня уже на выходе из главного учебного корпуса, меж колонн, поддерживавших шиферную крышу портика. Чуть моросило, над остроконечными фронтонами Блэквуд-холла висела легкая дымка.
— Эй, — окликнул меня Кэл, — ты не сдала чертеж!
— Эй, — отозвалась я, выплескивая на него свою злость, — а ты не слепой!
Кончики рта Кэла поползли вниз:
— Аойфе, что с тобой?
— Ничего, — огрызнулась я. Несданный чертеж был последней каплей. После того визита в приют все шло наперекосяк.
— Если завалишь экзамены в этом году, накроется наша совместная практика на Движителе, — прислонившись к колонне, с глубокомысленным видом заметил Кэл.
Вот уж что меня меньше всего беспокоило сейчас, так это практика. Письмо Конрада жгло меня сквозь ткань форменной юбки, а в голове снова и снова звучали слова доктора Портного: «исследовательское учреждение», сплетаясь с призывом «ПОМОГИ».
— Мне нужно идти, — коротко бросила я, подхватывая сумку и книги, и добавила: — Заниматься.
Плечи Кэла поникли, как у грустного заводного человечка.
— Ладно. Мне все равно еще наказание отбывать. Увидимся после ужина.
Он вприпрыжку бросился обратно в корпус. Я, в который уже раз, нащупала в кармане письмо. Нужно найти какое-нибудь укромное место, где можно будет его прожечь и обнаружить, что скрывают призрачные чернила. Моя комната не годилась — Сесилия вечно сует свой нос куда не надо. А с Кэлом я после помирюсь. Кэл, он такой — сколько его ни отталкивай, все равно вернется и не станет держать обиды. Подобная преданность только добавляла мне чувства вины за то, что я на него сорвалась. Поистине, хоть я и нечасто вспоминала об этом, бедной девушке оставалось лишь возносить благодарность Мастеру-Всеустроителю за такого друга.
Так я и сделаю. Но сперва прочту письмо Конрада.
— Аойфе! — Голос Сесилии колокольчиком ворвался в мои мысли, заставив меня подпрыгнуть. На лице ее сверкала улыбка. — Ты как, идешь?
— Нет, мне еще чертеж пересдавать… — начала я в замешательстве — не ожидала встретить ее где-либо вне общежития. Консерватория, где она училась, была на другом конце территории Академии. — А куда идти-то? — поинтересовалась я, искоса поглядев на разрумянившиеся щеки своей соседки.
— Сегодня же сожжение! — воскликнула она. — Последнее перед Хэллоуином. Пошли!
Она потянула меня за собой. Если бы я не двинулась следом, то, наверное, свалилась бы.
— У меня много работы… — попыталась я еще раз дипломатично намекнуть, что не очень-то хочу идти. Через главные ворота туда-сюда сновали студенты, алые шарфы пылали на ярком солнце хвостами комет. Вчерашний туманный вечер был словно год назад.
— От работы кони дохнут, — усмехнулась Сесилия. — Слыхала про такое? Ты вообще слишком много работаешь. Посмотри на себя в зеркало — ты как будто ни разу в жизни не причесывалась.
Она так и тащила меня по Шторм-авеню. Листья, нападавшие с дубов, взвивались у нас под ногами. Дождь давно кончился, небо прояснело, и камень домов сверкал на солнце алмазной твердостью.
— Прямо мурашки по коже, да? — прощебетала Сесилия, стискивая мой локоть, но на этот раз мне удалось наконец вырваться. Маленькая, с головы до ног — от кудряшек колечками до лакированных туфелек-лодочек — какая-то кругленькая и пружинистая, она от всего приходила в восторг — концерт ли, сожжение ли. Я была куда более хладнокровной. Миссис Форчун сказала бы, что поэтому я и пошла учиться на инженера.
— Наверное, — ответила я. Мне совсем не хотелось торчать здесь, на холоде. Совсем не хотелось смотреть, как кого-то сожгут. Непатриотично, с точки зрения прокторов, но мертвая плоть и вопли слишком напоминали мне о приюте для умалишенных.
Я должна прочесть письмо Конрада. Если он в беде, если я нужна ему… Мысль о том, что я могу не успеть, обжигала ледяным холодом. Обхватив себя руками, я спрятала подбородок в воротник от ветра.
— Эти еретики… — Сесилия поджала губки, розовые, как и ее ногти. — Что может быть отвратительней, чем противоестественные вещи, которыми они занимаются?
Между губок мелькнул влажный язычок, слизывая помаду. Мне тут же пришла на ум пара вариантов.
— Ну, например, сдирать кожу с трупов и носить на себе, как попрыгунчики в Старом городе, — произнесла я вслух.
Сесилия наморщила носик:
— Странная ты все-таки, Аойфе. Может, оттого, что таким мальчишечьим делом занимаешься в этой своей Школе Движителей, а?
По крайней мере хоть в глаза отребьем не называет в отличие от Маркоса — считает себя для этого слишком утонченной. Я же считала ее просто дурочкой.
