— Развяжите их, — бросил, не оборачиваясь, старик.
Я начал массировать онемевшие запястья, Бертран попытался встать на ноги. Я чувствовал, что должен заговорить, хотя понятия не имел, что можно сказать в подобном случае. Однако бородач не дал мне и рта раскрыть.
— Я снял помещение только ради этого зеркала без амальгамы. Вы находитесь в старинном борделе — борделе для богачей. Зеркало служило для подсматривания как любителям эротики, так и хозяевам.
И он включил свет, радостно захихикав над собственными словами и повторив несколько раз: «Зеркало без амальгамы… зеркало без амальгамы…» Я протер глаза. Письменный стол эпохи Людовика XV, лепнина на потолке, всюду, куда ни глянь, позолота.
— Мы с приятелем очень сожалеем, что вторглись в ваш дом, на ваш праздник. Мы просто хотели немного развлечься, вот и все, и совсем не собирались скандалить. Мы приносим вам свои извинения и попытаемся возместить ущерб. Хотя мы не очень-то богаты.
— Да вы просто банда кретинов и дегенератов, вы и ваши шавки в блейзерах. Я и не подумаю извиняться!
Вот и Бертран подал голос. Бертран, который еще не очухался и сейчас все испортит. Я свирепо оттолкнул его в сторону.
— Не слушайте его, мсье… Он просто не в себе… Он, конечно, извинится.
Старик резко повернулся.
— Значит, вы живете ночью?
Я мгновенно ответил «да», раздираемый страхом и удивлением.
— Почему?
Мы с Бертраном переглянулись, не зная, что сказать.
— Наверняка должны быть какие-то причины, люди не живут ночной жизнью просто так. Что толкает вас на улицу с приходом темноты? Вот они, например, там, за стеклом: почему они бодрствуют в такое время? — спросил он, тыча пальцем в зеркало.
— Ну… потому что… тогда-то все и происходит.
— Что именно? Что вы разумеете под словом «все»? Закуски и шампанское?
— Ну… и это тоже…
Старик шепнул несколько слов одному из охранников, и тот вышел из комнаты, вероятно, чтобы не мешать нашему дальнейшему разговору.
— Я просто интересуюсь, понимаете? Профессиональное любопытство. Значит, вы проводите таким образом каждую ночь?
— Ну… бывают вечера, когда мы прекрасно обошлись бы и без этого. Иногда, знаете ли, хочется развалиться на диване перед телевизором, попивая теплый травяной отвар, вот только нам это почему-то не светит.
— Нет, здесь кроется что-то еще… Поразмыслите как следует… Вам самим-то не бывает тошно? Не возникает ощущение, что вы что-то воруете?
— А может, вам еще и паспорт предъявить? Мы требуем разъяснений: почему нас держат здесь после того, как ваши гориллы первыми напали на нас? Мы будем разговаривать с вами только в полиции; кроме того, я требую врача, у меня, вполне возможно, черепно-мозговая травма. Я попал в ваш дом не как взломщик, я нахожусь под защитой закона! — орал Бертран.
— Но только не ночью, в это время никакой закон вас не защитит. По ночам вы выходите из укрытий, вы беззащитны. Видимо, поэтому вы и избрали для себя ночь — она двойственна, она дарит вам одновременно и убежище, и простор для действий.
Я бросил взгляд на часы. 5.30 утра. Старик и меня уже начал раздражать всерьез.
— Когда встречаешь людей вашего сорта, ночь, пожалуй, опасна. Но обычно дело так далеко не заходит. Самое большее, нас может вышвырнуть на улицу хозяин кафе, которому не глянулись наши физиономии.
— А как вы встретились, вы двое?
Вопрос был настолько неожиданным, что я подробно на него ответил. Я, вероятно, подумал, что он не выпустит нас, если мы откажемся потакать его капризам. Это заняло долгое время, нам пришлось собрать воедино все наши воспоминания, старикан слушал нас с невероятным интересом. При этом он то и дело просил повторить некоторые фразы и выяснял подробности, казавшиеся нам совершенно неважными. Затем он обратился к Бертрану:
— Что вы почувствовали в тот миг, когда на вашего друга напали? Я наблюдал за этой сценой, но мне хотелось бы знать, о чем вы тогда думали.
Бертран растерянно молчал. Старик явно не собирался помогать ему, напротив. Казалось, это обескураженное молчание и было ответом, которого он ждал.
— Вы сказали на входе, что пришли по приглашению Джордана. И еще сказали, что он тоже должен быть здесь. Я ждал, но…
— Да все, что мы сказали, правда до последнего слова! А если он предпочел закончить ночь где-то в другом месте, это еще не повод, чтобы бить нам морду и удерживать здесь!
— Опишите мне его.
— Ну говорю же я, что мы с ним знакомы, Господи боже! Он довольно странный тип, этот Джордан. Мы уже давно тусуемся вместе. Поначалу нам казалось, что он чокнутый, но теперь мы к нему привыкли. Вчера вечером мы видели его в Швейцарском культурном центре, он там вливал в себя литрами «Кровавую Мэри».
— И, насколько я его знаю, он вполне способен завалиться сюда даже сейчас, в пять утра; он обожает приходить под конец вечеринок, большой оригинал! Сколько раз мы с ним встречали рассвет на улице… — добавил я, стараясь говорить как можно убедительнее.
В комнату вошла молоденькая красотка в блейзере с сервировочной тележкой и улыбкой во весь рот; оставив тележку, она тотчас исчезла. Старик вынул из ведерка со льдом бутылку шампанского и налил нам по бокалу. Кроме этого нам предлагались бутербродики с соленостями, нарезанный торт, кофе и венские булочки.
— Угощайтесь, господа, вы ведь обожаете деликатесы.
С этими словами он опять вернулся к стеклу.
— Зеркало без амальгамы… Как подумаю, что занимался этим ремеслом целых тридцать лет!.. Вы нравитесь мне, мальчики. Чувствую, что знакомство с вами добавит интересную главу к моим мемуарам.
Бертран искоса глянул на меня, сделав жест, означающий, что мы вляпались по-серьезному. Нас занесло не к обиженному хозяину вечеринки. Отнюдь. Мы попали в лапы к сумасшедшему. К настоящему психу. И притом к психу со средствами и надежной охраной. Я спросил себя, в каком состоянии мы отсюда выйдем. Старик тем временем медленно заговорил:
— Ну, что ж, все прекрасно. Если бы вы знали, до какой степени меня порадовал ваш рассказ!.. Дело в том, что сам я никогда не видел этого вашего Джордана.
Меня охватило какое-то странное ощущение — смутный, глубоко угнездившийся страх вперемешку с любопытством. Бертран удивленно захлопал глазами. Старик продолжал:
— Ваш Джордан хочет меня прикончить. Я знаю, что он уже много месяцев охотится за мной.
Он повертел в руках бокал с шампанским, которое даже не пригубил. И закончил так.
— Я его еще не нашел. А вот вы — найдете.
Я начал массировать себе виски, надеясь, что это поможет мне восстановить мыслительный процесс. Про себя я повторил сказанные им слова, но не услышал ничего кроме потрескивания, какое бывает в испорченных радиоприемниках. Несколько секунд я стоял, закрыв глаза. А открыв их, увидел робкую улыбку на губах Бертрана.
