Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
– Его, его, Дима, – вдруг Путин хмыкнул, мгновение помолчал и неожиданно радостно рассмеялся. А выражение недоумения и какой-то детской обиды от непонимания причин такого веселья на лице собеседника заставило рассмеяться его еще сильнее.
– Не обижайся! Просто представил, КАК бы ты ЕМУ объяснял недавние слова о палачах, плохой подготовке к войне и многое другое. – Успокаиваясь, Владимир Владимирович покосился на озадаченного Медведева, непроизвольно передернувшегося после его слов, и снова расхохотался. Уж больно смешно выглядел в этот момент его соратник.
– Можно подумать, тебе было бы легко с ним общаться. – Премьер хмуро налил себе морса. – Так что с бумагами? И что за приказ августовский?
– Приказ? Да приказ простой, там много всякого, но основное, что в случае выявления применения оружия и боеприпасов времен Второй мировой местные отделы полиции и ФСБ незамедлительно ставят нас в известность и принимают максимально возможные меры к обнаружению и задержанию лиц, использующих его.
– Что, даже райотделы сообщать должны? – Дмитрий Анатольевич ошарашенно уставился на него. – Но ведь…
– Нет, конечно, ты чего? – Владимир Владимирович аж фыркнул недоуменно, услышав глупый вопрос. – Приказ адресован главам республиканских, краевых и областных управлений лично. Вот и получили мы первую ласточку… черт бы ее подрал!
– Так что… проявились? – Дмитрий Анатольевич аккуратно поставил опустевший стакан на стол. – Где?
– Проявились, Дима, это слишком мягко сказано. Скорее ворвались! Пятнадцать трупов! Каково, а?! Боеприпасы, не выпускаемые уже много лет и произведенные по технологиям сороковых-пятидесятых годов, но которым не больше двух лет «от роду». Более чем прозрачный намек, что они оттуда! А где… как это ни странно, но в Красноярске. А самое паршивое то, что на каком-то уровне, возможно, произошла утечка. – Он ткнул пальцем в один из листов. – Там замечено появление каких-то китайцев, и дай Бог, чтобы это были не агенты 2-го бюро МГБ Китая[2]. А в то, что это простое совпадение, я не верю. Не ве-рю…
Свобода, свобода, свобода,
Девочки, карты, вино-о-о.
Ах ты, свобода-свобода,
Как без тебя нелегко-о-о…
Всплывшая из потаенных глубин памяти песенка хулиганистой молодости навязчиво крутилась в голове с того момента, как прямо из кабинета Лаврентия Павловича мы дружной компанией направились в осточертевший подвал. К врачам, мать их! Единственное, что меня радовало в этот раз, – хоть и некрасиво это, но что поделаешь? – мучиться не один буду. Видимо, у наркома я как-то выдал свои мысли, уж очень понимающе на меня он взглянул, да и ребята до сих пор удивленно поглядывают. Ничего-ничего! Скоро поймете меня прекрасно! С «мозголомами» пообщаетесь – и сразу поймете! Это вам не простые отчеты писать, хотя и их предостаточно будет. Как и «бесед» с коллегами, повторных визитов медиков и многого-многого другого.
Белая роза – свобода
Красная роза – любовь
Желтая роза – разлука
Встретиться с ней довело-о-ось.
Блин! Привязалась же! Столько лет ничего такого не вспоминал, и на тебе – получи и распишись! Странная все-таки штука наши мозги. Столько лет прошло с тех времен, тело сменилось, мир, а песенка эта, идиотски-приблатненная, всплыла как ни в чем не бывало. М-да. Идет майор госбезопасности по «самому высокому в мире зданию» (шутку про то, что из здания НКВД/КГБ Колыму видно, наверное, все знают) с такими же офицерами, предстоят допросы, скромно называемые беседами, а перед глазами детство дурное как наяву стоит: пацаны с «пятаков»[3], драки со «злобинскими»[4], совместные «битвы» против «вавиловских»[5]и объединяющие мордобития с «левобережными»[6]на острове Отдыха. Лазание по горам из орудийных стволов на «втормете» в поисках оружия и воспитание ремнем дома из-за найденного матерью под кроватью старого калашовского штык-ножа и «тэтэшки» без внутренностей. Купание в «сибтяпляповской[7]горячке[8]». Песни под гитару в беседке соседнего детсада поздним вечером, «ночь Тварилы» перед Иваном Купалой, когда дурили на полную катушку, а потом бегали от милиционеров и дружинников по дворам и парку «сибтяпляпа». Сам «день Купала», когда частенько автобусы притормаживали около наших дворов и открывали двери, в которые мы радостно выплескивали ведра воды на офигевших пассажиров. И ведь не помню, чтобы хоть раз кто-то орать начал или милицию звал. Нет! Так же, как мы, хохотали и дальше ехали. А один раз – тогда уже мы обалдели! – какой-то дядька, как только открылась дверь «Икаруса», еще старого, белого с красной полосой и всего какого-то уютно-округлого, выплеснул на нас целый бидон сладкого бочкового кваса и захохотал, глядя на наши обалдевшие лица. Так мне и запомнился тот день: отъезжающий автобус с хохочущими пассажирами и мы, с неиспользованными ведрами с водой, мокрые, противно-липкие, но почему-то ужасно счастливые. Как они сейчас, дружки тогдашние? Живы ли?
– Андрей, ты чего? – встревоженный голос Кузнецова выдернул меня из воспоминаний. Оказывается, я остановился на середине лестницы и уставился куда-то в стену невидящим взглядом, а наша группа, столпившись на площадке ниже, встревоженно смотрит на меня. – Ты в порядке?
– В порядке, в порядке. – Виновато улыбнувшись я догнал ребят. – Почему-то именно сейчас детство вспомнилось. Вот я и…
– Бывает. – Николай как-то обмяк лицом и мечтательно улыбнулся. – Меня иногда тоже… накрывает.
Интерлюдия 5. Москва, Кремль, кабинет И. С. Сталина, 10 января 1945 г.
– Ну что, шпион аглицкий? – Сталин перевел взгляд с экрана ноутбука на наркома, постучал пальцем по стопке распечатанных на принтере, «подарке» из другого мира, листков и широко, по-юношески, улыбнулся. Тем не менее заставив Лаврентия Павловича невольно поежиться. Уж кто-кто, а нарком НКВД прекрасно знал и помнил, как могло закончиться такое обращение.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
