— Полиция, мадам… ваше имя мне сообщила мэрша.
— Да… Понимаю… Понимаю… Оно хоть настоящее?
Кюш успокаивающе кивнул:
— Мне надо задать вам несколько вопросов, это недолго.
— Не стойте на улице, а то пойдут разговоры.
Сняв цепочку, Луиза впустила полицейского. Прежде чем закрыть дверь, она выглянула на улицу и посмотрела вокруг, желая удостовериться, что никто не видел, как он вошел.
— Туда, дальше.
Решительным шагом Кюш направился в сторону света, заливающего комнату в конце коридора. Но именно из-за света он не заметил низкую балку и сильно ударился.
— Черт возьми!
Отец Клеман бросился Кюшу на помощь, Луиза поспешила вслед за ним, в который раз за день осенив себя крестом:
— О, боже! Вам хоть не очень больно? Я забыла предупредить вас.
— Нет, ничего, только лоб себе расшиб! Я вполне мог бы принять это за препятствие, чинимое полицейскому расследованию.
Полицейский изо всех сил принялся тереть лоб.
— Надо сказать, что я иногда забываю предупредить об этой балке; сама-то я маленькая и прохожу под ней свободно. Так вот, позвольте представить вам отца… О, я запамятовала ваше имя, святой отец, все это разволновало меня…
— Меня зовут Клеман. Господь испытывает вас в своем собственном доме, сын мой.
— Такая точка зрения вполне допустима и…
Мадам Рапо, успев прийти в себя, прервала полицейского:
— Это тот, кто заменил отца Анисе.
— Очень приятно, Кюш Тьерри, капитан, судебная полиция.
— Очень приятно, Клеман, викарий епископа, епархия Бордо.
Кюшу всегда нравился юмор, и он доволен, что встретил единомышленника. Викарий крепко пожал ему руку:
— Присядьте, пожалуйста, надо осмотреть вашу голову.
— О, не беспокойтесь, у нас в полиции крепкие головы.
Пока священник выполнял обязанности санитара, Кюш начал свое расследование:
— Мадам Рапо, сожалею, что приходится затронуть больной вопрос, но…
— Капитан, если хотите, я могу уйти.
— Нет, напротив, святой отец, вы можете остаться. Итак, по вашему мнению, были ли у отца Анисе враги? Не заметили вы в последнее время чего-то необычного?
Луиза Рапо взглядом спросила одобрения у отца Клемана.
— Не бойтесь, мадам, расскажите все, что вы знаете, нашему другу-полицейскому.
— Сколько ни думай, я не нахожу ничего необычного. Какая ужасная история! Отец Анисе прожил здесь лет двадцать, его все любили, что уж тут говорить… Наверняка это ошибка, знаете, как в том самом сериале, когда инспектор Деррик находит в канале женщину…
— Гм… Видите ли, немецкие сериалы не слишком меня увлекают. Вы можете показать мне его комнату?
Глазами Луиза Рапо опять спросила разрешения у отца Клемана.
— Хорошо, пошли, к тому же это будет ваша комната, святой отец. Я должна еще убрать кое-какие вещи, до сих пор я как-то не успела.
Она открыла дверь в глубине гостиной, и мужчины увидели прихожую, в которую выходили пять дверей. Благочестивая женщина объяснила:
— Эта дверь ведет прямо в ризницу, там тоже низкая балка, так что осторожнее! Вот эта дверь — в уборную, а через эту можно подняться на второй этаж… если хотите, я провожу вас туда потом… Здесь — ваша комната… Входите.
— А эта дверь?
— Это, святой отец, дверь, которая ведет в подземелье.
— В катакомбы.
Кюш, только что узнавший о них, изобразил всезнайку.
Мадам Рапо продолжила:
— Собор ведь очень древний, и под ним, можно сказать, настоящий швейцарский сыр, как говаривал мой Эмиль.
— Эмиль, вы сказали?
— Да, покойный муж мадам Рапо, дорогой капитан.
— Вот именно! А мой Эмиль хорошо знал все эти подземелья, ведь там прятались участники Сопротивления… Боши[4]никогда бы никого не нашли, если бы не предатель, говорил Эмиль… — И вдова снова перекрестилась. — Там, внизу, — десятки километров.
Во время Второй мировой войны Сент-Эмильон не мелькал на страницах газет и все-таки сыграл определенную роль. Его географическое положение, близость демаркационной линии, километры подземных ходов сделали городок центром Сопротивления. Катакомбы давали возможность перехода в свободную зону вплоть до исчезновения в ноябре 1942 года южной — неоккупированной — зоны. Начиная с февраля 1943 года карьеры стали «резиденцией» для всех, кто укрывался от отправки на принудительные работы в Германию. На Эмиля Рапо, руководителя подпольной организации «Коор-Астурия», донесли в мае 1943 года. Большинство членов его организации были казнены на месте. Эмиль, находившийся тогда на задании, сумел ускользнуть от гестапо. После трагедии он неделями скрывался по подземельям Сент-Эмильона. Там-то и снабжала его всем необходимым Луиза, с беспечностью своих семнадцати лет. Никто так и не узнал имени предателя, выдавшего организацию. В 1947 году герой женился на Луизе, которая была на десять лет моложе него. Они любили друг друга на протяжении сорока пяти лет и никогда не покидали Сент-Эмильона.
Три главных действующих лица вошли в удивительную комнату, непохожую на остальной дом. Красивые занавески из шелковой камчатой ткани красного цвета украшали с обеих сторон широкую стеклянную дверь. Едва они переступили порог, как их ноги утонули в обюссонском ковре, расцветка которого сочеталась со шторами. Справа стояла внушительных размеров кровать с балдахином, покрытая толстым теплым одеялом. Напоминанием о принадлежности жильца к определенному социальному кругу служило распятие над кроватью. По обе стороны — два переполненных книгами шкафа. На самых верхних полках красовались полные собрания сочинений Гюго, Бальзака и Золя в кожаных переплетах. Ламартин занимал место между Фенелоном и Монтескье. Должно быть, тут было собрано около восьмисот классических произведений. Слева находилась туалетная комната с эмалированной раковиной. Внизу она была обита ореховыми панелями, а вверху — мраморными пластинами. И наконец, вместительный шкаф из вишневого дерева с выгнутыми боками создавал впечатление богатства, которого никто не ожидал здесь встретить. Кюш удивился, но виду не подал:
— У вас тут очень красивая мебель, мадам Рапо.
— О, это мебель отца Анисе. Фамильная, как он говорил. — Она открыла застекленную дверь. — Смотрите, какой покой… — Она показала на сад. — Можно подумать, что никакой драмы и не было. Отец Анисе целыми часами размышлял здесь… Это был его маленький рай, как он говаривал.
Кюш и Клеман были очарованы этим местом. Сад, полностью огороженный каменными стенами трехметровой высоты, занимал около двухсот квадратных метров. Один из его уголков вполне заслуживал того, чтобы его обессмертили, настолько он был гармоничен, ведь великолепный букс обрезали лишь в Вербное воскресенье. В этот праздник ветки кропили святой водой, а затем их раздавали после мессы. А перед этим уголком стояла красивая беседка, сплошь увитая виноградом, в жаркие летние дни она давала живительную прохладу. Согласно установившемуся обычаю каждый год во время сбора винограда гроздья в саду срезал виноградарь, который в минувшем году больше других сделал вина. По легенде, священник ордена рыцарей виноделия готовил из этого винограда вино для причастия. Как часто бывает, на деле все оказалось по-другому и сорванным виноградом попросту угощались кюре и его друзья.
