Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман хлопнул себя по ляжкам и откинулся в кресле.
— Ну так, значит, что мы, по-твоему, имеем? — улыбнулся он. — Три пропавшие без вести девчонки. Один возраст, более или менее. Тела не найдены. Кастлфорд и…
— Рочдейл, — прошептал я.
— Рочдейл, и теперь вот Морли. Перерыв между убийствами три года, так? — Он взглянул на меня, подняв тонкую бровь.
Я кивнул. Олдман взял со стола лист бумаги.
— Ну, а как насчет этих? — Он швырнул лист через стол мне под ноги и начал перечислять наизусть: — Хелен Шор, Саманта Дэвис, Джеки Моррис, Лиза Лэнгли, Никола Хэйл, Луиз Уолкер, Карен Андерсон.
Я поднял с пола список.
— Пропавшие без вести. Целая куча, мать твою. И это только с начала семьдесят третьего, — сказал Олдман. — Согласен, они все немного старше. Но не старше пятнадцати на момент исчезновения.
— Простите, — пробормотал я, протягивая ему бумагу.
— Оставь себе. Напиши о них какую-нибудь статью, мать твою.
На столе зазвенел телефон, загорелась лампочка. Олдман вздохнул и подтолкнул ко мне одну из чашек:
— Допивай, а то остынет.
Я сделал, как мне велели, взял чашку и проглотил чай одним длинным холодным глотком.
— Если честно, сынок, я не терплю газеты с их враньем. Но у тебя такая работа…
Эдвард Данфорд, криминальный спецкорреспондент по Северной Англии, обрел равновесие и второе дыхание:
— Я не думаю, что вы найдете тело.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман улыбнулся. Я опустил глаза на дно своей пустой чашки.
Олдман встал, рассмеявшись:
— По заварке нагадал, что ли?
Я поставил чашку и блюдце на стол, свернул лист со списком имен.
Телефон зазвонил снова. Олдман подошел к двери, открыл ее.
— Ты копайся сам, а я — сам.
Я стоял, чувствуя слабость в ногах и желудке.
— Спасибо, что уделили мне время.
На пороге он крепко схватил меня за плечо.
— Знаешь, Бисмарк как-то сказал, что журналист — это человек, пропустивший свое призвание в жизни. Может, тебе надо было стать полицейским, Данстон.
— Спасибо, — ответил я собравшись с духом, думая: тогда бы здесь стоял хотя бы один полицейский. Олдман внезапно усилил хватку, словно читая мои мысли.
— А мы с тобой, сынок, раньше нигде не встречались?
— Было дело, — сказал я, освободив наконец плечо.
На столе снова зазвонил и замигал телефон — долго и настойчиво.
— Ни слова, — сказал Олдман, провожая меня из кабинета. — Ни единого слова, мать твою.
— Они ему крылья отрубили на фиг. Бедняга лебедь типа был еще жив, — сказал Джилман из «Манчестер ивнинг ньюс», улыбнувшись мне, когда я вошел в зал на первом этаже и сел.
— Да ты шутишь, мать твою! — Сидевший сзади нас Том из Брэдфорда подался вперед.
— Серьезно. Отрезали крылья начисто и оставили беднягу подыхать.
— Ни хрена себе, — присвистнул Том из Брэдфорда.
Я оглядел конференц-зал, у меня снова возникли ассоциации с боксерским поединком, но на этот раз тут не было ни радио, ни телевизионщиков. Жаркие софиты были выключены. Вход свободный.
Собрались одни газетчики.
Я почувствовал толчок под ребро. Опять Джилман.
— Ну, как вчера все было?
— Да ты знаешь…
— Да, бля.
Я посмотрел на отцовские часы, подумав о Генри Купере[16]и Дейве, муже моей тети Энн, который был похож на Генри, и о том, что Дейва вчера с нами не было, а еще — о чудном запахе брюта.
— Видал статью, которую Барри написал про этого ребенка из Дюйсбери? — Том из Брэдфорда дохнул перегаром мне в ухо. Надеюсь, что от меня не так ужасно воняет.
Ушки на макушке:
— Про какого ребенка?
— Про ребенка-урода? — заржал Джилман.
— Да нет, про ту девчонку, которая в Оксфорд поступила. В восемь лет типа.
— Ну да, — засмеялся я.
— Похоже, умница та еще.
— Барри говорит, ее папаша еще хлеще. — Я смеюсь, и все смеются вместе со мною.
— Папаша, короче, с ней поедет, — сказал Джилман. Какой-то новый журналюга, сидящий сзади, рядом с Томом, тоже смеется:
— Повезло чуваку. Молоденькие студенточки, и все такое.
— Не думаю, — шепотом сказал я. — Барри говорит, папочка все время только и думает, что о своей ненаглядной малышке. О своей Рути.
— И о девочках-целочках, — сказали двое одновременно. Все засмеялись.
— Шутники, мать вашу. — Том из Брэдфорда смеялся меньше всех. — А он пошляк, этот Барри.
— Пошляк Барри, — засмеялся я.
— А кто такой Барри? — спросил новичок.
— Барри — Черный Ход. Педик долбаный, — сплюнул Джилман.
— Барри Гэннон. Он работает в «Пост» вместе с Эдди, — объяснил новичку Том из Брэдфорда. — Тот мужик, про которого я тебе рассказывал.
— A-а, который с Джоном Доусоном? — сказал новичок, глядя на часы.
— Ага. Кстати, о пошляках, слышали про Келли? — теперь шепотом говорил Том. — Я вчера вечером видел Гэза, он сказал, что Келли пропустил прошлую тренировку и завтра не будет играть.
— Келли? — снова новичок. Сразу видно — не местный. Скорее всего, из какой-нибудь центральной газеты. Везет же придуркам. Я начал нервничать: история уходит в национальную прессу, моя история.
— Регби, — сказал Том из Брэдфорда.
— Союз или Лига? — спросил новичок, с Флит-стрит[17], как пить дать, мать его.
— Иди на хрен, — сказал Том. — Келли — Великая Белая Надежда Уэйкфилдовской команды!
— Я вчера видел его Пола. Он ничего не сказал, — вставил я.
— Гэз сказал, что он просто встал и ушел, сволочь такая.
— Да, наверное, опять какая-нибудь сучка подвернулась, — равнодушно сказал Джилман.
— Начинается, — прошептал новичок.
Второй раунд:
Дверь открывается, все снова стихает и замедляется.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман, несколько людей в штатском, один в форме.
