— Смею. Ты ведь думаешь, что я интересуюсь тобой, чтобы дотянуться до ваших семейных акций.
Нет сомнений, союз между ними был бы выгодным с деловой точки зрения. Но чем больше времени Джордан проводил с Брук, тем меньше думал о делах. Уединенные свидания у него дома, когда они оставались только вдвоем, помогли ему узнать Брук гораздо лучше, чем любые совместные выходы в свет.
Он смотрел прямо на нее, пока она не отвела глаза и не отправилась в кухню.
— Не слишком много у нас причин доверять друг другу, да?
Он проводил ее взглядом, подмечая, как мягко покачиваются ее бедра, обтянутые темной тканью, как край юбки ласкает стройные икры.
— Да уж. — Он последовал за ней в кухню, переходящую в обеденную зону, надеясь продолжить беседу и, в конце концов, развеять ее опасения на его счет. — Как бы нам преодолеть это?
— Снова свидания? — Она достала из холодильника большую бутылку воды и наполнила два хрустальных бокала.
— Точно, — подтвердил Джордан, забрал у нее стаканы и, вернувшись в комнату, поставил их на кофейный столик. — Что, если мы начнем наш вечер?
— О чем ты? — спросила она подозрительно.
— Давай присядем. — Он знал, что нужно делать, чтобы ей стало удобнее.
Она присела на край белой софы.
— Ну, хорошо. И что теперь?
— Доверишь мне свои ножки?
— Странный вопрос.
Встав перед ней на колени, он снял с нее туфли на высоких каблуках и бросил их под кофейный столик. Потом сел, устроив ее ноги у себя на коленях, поглаживая ей ступни. Он отвел глаза в сторону, заметив, как слегка задрался подол ее юбки, потому что знал, что не в силах снова мучить себя мыслью о том, как бы раздеть Брук. Вместо этого он продолжал массировать ей большими пальцами свод стопы.
— Ммм, — она помотала головой из стороны в сторону. — Как приятно…
Сладостная хрипотца в ее голосе вдохновила бы любого мужчину, и ему захотелось еще раз услышать этот звук удовольствия, когда он будет ласкать ее во многих, многих других местах…
— Я понимаю это как предложение продолжить?
— Определенно да. — Она взбила розовые подушки и подложила их себе за спину, устраиваясь поудобнее.
Теперь ее плечи оказались приподняты, и грудь колыхалась самым соблазнительным образом, пока она выбирала наиболее подходящую позу. У него пересохло во рту, и он потянулся за водой. Вернув стакан на место, Джордан снова приступил к массажу, надавливая пальцами на изящный изгиб ее подъема и раздумывая, стоит ли слегка подразнить ее, чтобы вернуть улыбку на напряженное лицо.
— Ну, раз ты перестала спорить… Как насчет того, чтобы выйти за меня замуж?
Она приняла это спокойно, только чуть шире открыла глаза.
— Не спугни удачу, — проворчала Брук.
— Нельзя винить парня за попытку.
Ну вот! Теперь уголки губ у нее слегка приподнялись, наметив улыбку, а сама она вздохнула и, обняв большую розовую подушку, заметно расслабилась и приняла более комфортное положение.
Деловой опыт научил Джордана не слишком давить, если на то нет особых причин. Он все равно переиграет ее. Он был и терпелив, и настойчив, а это сочетание почти что гарантия успеха. Никогда еще ставки не были так высоки, и не только на деловом фронте. Он не позволит своему ребенку родиться без положенного ему имени. С самого детства Джордан знал, как уязвим ребенок без отца.
Ему рассказывали, как биологический отец Эмилио отказался от всякой ответственности перед ребенком. После смерти матери Эмилио предстояло остаться сиротой, если бы родители Джордана не усыновили его.
Джордан крепче обхватил ноги Брук, словно пытался удержать ее, не дать ей убежать.
— Сандалии пойдут тебе не меньше, чем туфли на каблуках.
— Ты что, решил заодно с моей мамочкой рассказать мне про мои толстые ноги?
Он поспешил увести разговор от опасной темы.
— У тебя прелестные ножки с очаровательными алыми ноготками. Я просто хотел узнать, почему ты не даешь себе поблажки? Во время беременности могла бы и побаловать себя.
— Я позволяю тебе баловать меня вот прямо в эту минуту. Не порти все это брюзжанием.
Слегка надутые губы прямо-таки просили, чтобы он припал к ним и выяснил, какой у них вкус.
— Ладно. — Его ладони гладили теперь ее лодыжки, и прикосновения становились все нежнее.
Поскольку она не возражала, он поднялся чуть выше, к икрам, и это уже походило на ласку куда больше, чем на массаж. Кожа у нее была медового цвета, летний загар так и не сошел.
Грудь у нее медленно поднималась и опускалась. Неужели уснула? Джордан слегка пощекотал ее под коленкой, это местечко у нее наиболее чувствительное. Дыхание на секунду прервалось, потом участилось.
Да, определенно. Глаза у нее закрыты, но она не спит и при этом не останавливает его. Он мог бы продолжать дальше, но решил, что лучше не рисковать. Он выиграет больше, если не станет торопиться.
Джордан отодвинул руку подальше от края юбки. Ресницы у нее дрогнули, она приподняла руки.
Черт, да! Он не мог не улыбаться, и она улыбнулась в ответ. А в следующий момент она обняла его за шею, губы у нее разомкнулись, и он ощутил легкий вздох. Джордан приподнял ее с софы. Ему мучительно хотелось изо всех сил прижать ее к себе, но следовало быть осторожней. Почему она не хочет понять, что его единственное желание — позаботиться о ней и о ребенке?
Он снова поцеловал Брук. Опершись на локоть, другой рукой провел по ее телу снизу вверх, пока рука не добралась до давно уже искушавших его своей полнотой округлостей. Ее сосок немедленно отозвался на его прикосновения и проступил сквозь ткань, и вслед за ним раздался тот самый полувздох-полустон наслаждения, который он так надеялся услышать.
Она слегка пошевелилась, и Джордан принял это как знак продолжать. Но логик и стратег, живший в нем, лучше знал, что следует делать.
Проклятье!
Трезвый разум говорил ему, что если он устремится прямиком к заветной цели, то может упустить шанс понять, почему она отказывается выйти за него. А без этого понимания он, в конце концов, проиграет. Поэтому Джордан еще раз поцеловал Брук в нижнюю губу и отодвинулся от нее.
— Не то чтобы я жалуюсь, но что здесь происходит? Я-то думал, что выбьюсь из сил, прежде чем получу один-единственный поцелуй.
Она провела ногтем по его шее.
— Ну, ты же сказал, что мои опухшие ноги прелестны.
Как все-таки с женщинами сложно! Гораздо сложнее, чем на самых сложные переговорах, которые когда-либо имели место в его жизни.
— Твои ноги само совершенство, и если они опухли, то это наполовину моя вина…
— Мне жаль, что мой брат ударил тебя.
