Маленький человек сразу возвращается домой, купив по дороге пиццу и бутылку кока-колы. Вода и электричество восстановлены. При свете квартира производит на него еще более унылое впечатление. Он включает телевизор, но не смотрит его, хотя звук и изображение помогают ему чувствовать себя менее одиноким. Он не слушает музыку, ему ничего не нравится. Он засыпает в кресле, стоящем перед телевизором, и просыпается, как обычно, в половине седьмого. Телевизор по-прежнему работает. Суббота. Первые выходные на свободе. Он спрашивает себя, чем бы ему заняться.
На протяжении двух дней он будет бесцельно бродить по Парижу, возвращаясь к себе только для того, чтобы поспать. Безостановочно, сжав кулаки в карманах куртки, с утра до вечера не снимая черных очков. Когда ему хочется есть — он покупает сандвич, когда хочется пить — заказывает кофе. Он проходит по улицам, уводящим его на много лет назад. В его воспаленном сознании сменяют друг друга картины насилия, крики, фигуры бегущих людей. Широкие освещенные проспекты, потоки машин, шум немного пугают его. Ему кажется, будто все они собрались, чтобы посмотреть на него, прочитать его мысли, разглядеть в нем чудовище, пока еще пребывающее в летаргическом сне. Но нет, у него такая заурядная внешность, что прохожие просто его не видят. В висках со страшной силой пульсируют вены. Он прислоняется к стене, чтобы перевести дух и попытаться остановить калейдоскоп сцен насилия, всплывающих в его памяти, — пока еще туманных, но грозящих вот-вот стать ясными. Крики, звуки, сопровождающие подобные сцены, доносятся до него неотчетливо, искаженно. Похоже, что это кричат дети. В тюрьме их не было слышно, но на свободе их голоса снова начинают звучать.
Пот льет ручьями, несмотря на достаточно ощутимый январский холод, порой ему больно дышать. Ночь застает его на Елисейских полях. Лекюийе кажется, будто он находится в каком-то туннеле, ослепляющем его светом и оглушающем грохотом. С трудом отыскав вход в метро, добирается домой, буквально выбившись из сил, зная, что его прежние демоны возвращаются к нему. Они уже здесь, притаились в тишине, забились в дальние уголки его подсознания и выжидают, чтобы заставить его вести себя как раньше. Явственно слышно их шушуканье, и, несомненно, скоро они заговорят с ним громче. Занимаясь каким-то делом, он их почти не слышит, ему даже удается заставить их замолчать. Арно садится на постель, достает магический ящик: половину ночи он будет развлекаться или упражняться в своем искусстве — он точно еще не знает. В конце концов он засыпает одетый.
Половина седьмого, подъем. Нужно произвести хорошее впечатление на психиатра. В ванной Лекюийе обнаруживает бритву и мыло для бритья, принимает душ, надевает чистую одежду и придает своему лицу необходимое выражение, чтобы его можно было принять за учтивого и опрятного парня, вполне подготовленного тюрьмой к возвращению в общество.
Психиатр пристально рассматривает его. Спрашивает, зачем ему солнцезащитные очки. В ответ слышит заготовленную заранее версию насчет воспаленного века. Врач задает ему множество вопросов: о детстве, о кончине родителей, о тюрьме, о свободе. Арно Лекюийе, отлично освоивший роль маленького невзрачного человечка, отвечает ему односложно и уклончиво, бормочет, мямлит, избегает определенностей, делает вид, что ему неловко. Психиатр смотрит на часы: пятнадцать минут прошло. Именно столько отводится на подобные визиты. Он ставит печать в карточку Арно, назначает ему прийти через две недели, надеясь, что этот тип, замкнутый как устрица, в чем-нибудь да откроется ему.
Лекюийе выходит из кабинета и отправляется к Луи Да Сильве. В руке он вертит монету: прячет ее между пальцев, заставляет исчезнуть и появиться в другой руке, делает это машинально, уставившись в пустоту. Пассажиры, сидящие рядом с ним в метро, улыбаются, наблюдая за ловкостью его движений, но он их не видит. Фокусники всегда нравятся людям, так как создают иллюзию того, что их магия сильнее разума. Но это к нему не относится. Демоны, осаждающие его, ведут себя все агрессивнее. Он проявляет к ним терпимость, хотя немного побаивается их.
Следственный отдел, январь
Обычная рутина. Мистраль пользуется таким положением дел, чтобы получше изучить работу команды. Он непосредственно контролирует деятельность трех групп, расследующих уголовные преступления. Одну из них возглавляет Венсан Кальдрон ввиду отсутствия комиссара — главы отдела. Обживая свой кабинет, он распаковал часть вещей: книги по юриспруденции, специальные журналы и тому подобное. Он оглядывает свое новое место работы и делает следующий вывод: чтобы все выглядело менее официально, нужно принести сюда какие-нибудь предметы более личного характера. У него в гараже есть пара коробок с сувенирами и амулетами, ассоциирующимися с предыдущими местами службы и с выдающимися операциями, — он с удовольствием снова вытащит их на свет. С Сирилом Дюмоном отношения корректные, но не более того. Последнему явно нелегко отчитываться перед Людовиком за дела, расследуемые его группой.
— Сирил, ты должен уяснить, что начальник тут — я. Понятно, тебе это не нравится, но таково положение дел. Пока ты в отряде, оно не изменится. Ты волен найти себе другое место работы, — заявил Людовик однажды, когда Дюмон переступил черту.
Тот не ответил и вышел из кабинета Людовика обиженный.
Арно Лекюийе, январь
Однажды, вернувшись домой, Лекюийе обнаружил в почтовом ящике конверт с грифом Парижского Верховного суда. В нем лежало официальное уведомление, предписывающее получателю явиться на будущей неделе к судье по исполнению наказаний. Лекюийе, сидя за столом, какое-то время сосредоточенно разглядывал поступившее послание. Он знает, что представляют собой судьи по исполнению наказаний. На протяжении двенадцати лет своего заключения он встречался с двумя такими деятелями, и ему удалось их одурачить, как и всех прочих, им подобных. Последний раз один такой объявил ему подчеркнуто торжественно:
— Своим примерным поведением вы заслужили условно-досрочное освобождение.
Хотя судья и не рассчитывал на то, что на него обрушится лавина благодарности, ему казалось, что он все-таки мог бы удостоиться пары слов признательности. Но Лекюийе остался верен себе: он не издал ни звука и ничем не проявил своих чувств. Был незыблем как стена. А внутри все в нем сотрясалось от гомерического хохота. «Три убийства не исключают примерного поведения. Превосходно!».
Поразмыслив, Лекюийе решает, что сейчас у него нет причин вести себя иначе. Он продолжит разыгрывать с новым судьей все тот же спектакль, будет рассказывать ему небылицы, и тот проглотит их как миленький. Все дело в тренировке. А в этой игре ему нет равных.
Что касается работы, то тут Лекюийе всех устраивает своей расторопностью, добросовестностью и честностью; вот уже несколько дней он в одиночку ездит по вызовам на белом мини-вэне «пежо-эксперт». Домой он возвращается поздним вечером, объем работ ему определял непосредственно Луи Да Сильва-отец, встречавшийся с ним по понедельникам, средам и пятницам. При этом Лекюийе забирает у него список клиентов и передает ему деньги, полученные за ремонт. У Жоржа есть кое-какие соображения на его счет, и он не скрывает их от отца:
