Мне приятно, что ты уже освоился в Москве и у тебя появились друзья. Постарайся достать резюме господина Шнейдермана. Раз он пользуется таким влиянием в демократическом движении, возможно, что мы используем его. С идеей об открытии представительства я согласен и готов обсудить этот вопрос на Совете директоров. Я буду предлагать, чтобы на первых порах представительство возглавил ты, а потом, когда уже работа наладится, вместо тебя мы назначим надежного человека. Это вполне может быть господин Шнейдерман. Тебя же я попрошу заняться совершенно другим делом, очень важным и интересным. Об этом подробно сообщу позже.
Я считаю, что сейчас уже пора начинать активные действия. Через «Американ Экспресс» высылаю тебе все необходимые материалы. Надеюсь, что в Москве найдется фирма, которая сможет подготовить приличную презентацию. Полагаю, что это есть необходимый первый шаг.
Поэтому: выясни, сколько стоит аренда приличного конференц-зала с необходимым оборудованием, составь список приглашенных, определи общую стоимость и сообщи мне. Необходимо после презентации провести прием для участников. Посоветуйся в ресторане при твоем отеле. Обязательно надо предусмотреть сигары для джентльменов и скромные презенты для сопровождающих их леди.
Сейчас, когда надо начинать действовать, очень важно поддерживать со мной постоянную связь.
Звони.
P.S. Мне удалось установить, что в России у нас остались родственники. Где-то в Сибири живет твой двоюродный дедушка Иоганн Диц. Попробуй навести справки.
P.P.S. Несколько слов об этом новом деле. Я разбирал архив твоего деда и обнаружил одну любопытную вещь. Мне бы не хотелось писать об этом в письме, но это очень интересно. Мне кажется, у нас есть шанс сделать в России хороший бизнес. Я сообщу тебе подробности, как только представится возможность. Кстати, Иоганн Диц может оказаться для этого дела весьма полезным.
Интерлюдия
Это очень старый литературный прием. Очень старый. Ты хочешь рассказать историю. И для этого ты придумываешь главного героя, притаскиваешь его откуда-нибудь со стороны, чтобы история прошла через него, увиденная свежим, незамыленным взглядом. Так многие делали. С далеких островов во Францию привезли наивного дикаря. Князь Мышкин приехал из Швейцарии хлопотать насчет наследства. Люсьен де Рюбампре заявился из далекой провинции покорять Париж. Гость из Англии, потомок великого сыщика Эраста Фандорина, занялся поисками таинственного Алтына Толобаса. И так далее.
Вот так и Адриан Тредиллиан. Его, конечно же, нет. И никогда не было. Это даже не Адриан Тредиллиан, а так… Тримушки Трай, придуманный Михаилом Веллером. Дурилка картонная, литературный фантом, изобретенный для связности повествования. И будет он, повинуясь моей воле, бродить по стране и кабинетам, встречать таких людей и этаких, дурных и не очень, будет стараться пристроить свои деньги, защитить на них чьи-нибудь права, выполнить загадочное отцовское поручение и искренне удивляться, почему из этого ни черта не выходит. И наверное, это будет довольно смешно. Потому что мы любим клоунов. И придурки-иностранцы, ничего в нашей жизни не понимающие, нас очень даже развлекают.
Но мне почему-то страшно. Ведь даже картонная дурилка может кое-чему обучиться. Начнет, к примеру, говорить не на дурацком, заученном по вечерам и в кругу семьи псевдорусском, а на нашем, растворенном в крови, языке, втянет ноздрями ледяной воздух оренбургской степи и поймет, не приведи Господи, кто все-таки есть подлинный герой бессмертной повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка».
И когда я думаю об этом, мне хочется задать ему вопрос. Скажи мне, Адриан Тредиллиан, неужели тебе было так уж плохо в твоем американском Нью-Йорке? Разве так уж непривлекательны стеклянные сталагмиты Манхэттена, у подножия которых прямо из-под асфальта вырастают столбы белого пара? Детишки, карабкающиеся на памятник Алисе в Центральном парке? Широкая улица, по которой в незапамятные времена гнали неисчислимые стада быков? А про Бурбон-стрит в Новом Орлеане ты ведь сам вспомнил, никто не тянул тебя за язык. Помнишь Бурбонстрит, Адриан? Улицу, которую начинают мыть в шесть утра, потому что за ночь по ней проходят все племена и народы, обтекая вечно ухмыляющихся конных полицейских. Улицу, от которой рукой подать до болот Миссисипи, где живут крокодилы, и туристы бросают им грибы с ржавых прогулочных моторок. А помнишь, какие мелодии высвистывает колесный пароходик «Натчез», отправляясь в регулярный вечерний рейс? А как посреди дня в «Кафе де Пари» под оркестр отплясывают старички и старушки? Ручных белочек на улицах Анн-Арбора помнишь?
И вот скажи ты мне честно, Адриан Тредиллиан, на кой же черт понесло тебя на наши галеры? Неужели тебе так уж плохо жилось в заокеанской Америке? Или там с правами и свободами все уже устаканилось и защищать нечего? Или захотелось удивить родителей и друзей невиданными подвигами в неизведанной стране? Или же потянуло на приключения по молодости и неразумности?
Но молчит Адриан Тредиллиан. Не отвечает. Он еще ничего не понял.
Глава 9Двенадцатый год
Я сейчас скажу совершенно еретическую вещь. Настолько еретическую и противную, что заранее хочу повиниться перед знатоками отечественной истории и признать покаянно, что эта моя точка зрения есть несусветная глупость, ни на какие реальные факты не опирающаяся и придуманная для того лишь, чтобы немного соригинальничать.
В 1812 году у нас приключилась война с Наполеоном Бонапартом. До того как напасть на Россию, он слегка размялся в Европе, погулял по Африке, убедился, что в военном деле ему здорово фартит, и, прежде чем окончательно разобраться с Англией, решил повоевать с нами.
Фюрер Адольф Гитлер, кстати говоря, действовал в той же последовательности, так что здесь — вполне вероятно — скрывается какая-то закономерность. Но во всем этом должны разбираться специалисты.
Так вот. Император перешел границу и прямиком устремился к Москве, приговаривая, что, захватив древнюю столицу, он поразит Россию в самое сердце.
Французы и прочие инородцы вообще склонны к красивым и ярким высказываниям, которые непременно входят во все учебники истории и восхищенно повторяются грядущими поколениями.
Если помните, то против французских захватчиков мы выставили сразу две армии. Одной из них командовал князь Багратион, человек, по слухам, невероятной отваги, впоследствии получивший смертельное ранение в Бородинском сражении, а второй — генерал Барклай-де-Толли, большой российский патриот, но иностранной национальности.
