пока… Хотя, если хочешь, забери и ее. Мне она вроде бы ни к чему. Я даже не пикну. Надеюсь, отчасти возместит ущерб, — он произносит слова медленно, словно перед каждым собирает крупицы сил, тратит и вновь собирает.
— Энди, — Маккена говорит так, словно кричит во все горло. — Я не уйду без тебя. Хочешь, буду вечность молить о прощении на коленях… Я тебя люблю.
Вот он и сказал. Наконец. Только слова не ушли. Повисли засохшими листьями, и даже ветру они не нужны. Болтаются скрюченные, безжизненные, выцветшие. Кругом снег, и нет в них никакого смысла.
— Тебе не стоило приходить. Я немного устал, и мне больше нечего тебе предложить. Кроме того, я чертовски хочу спать. Еще никогда так не хотел. Устал. Не лишай меня того, что осталось, пока еще есть крыша над головой.
— Ты не слышишь меня?! Я люблю тебя, Энди! Я не смогу без тебя!
— Слышу. Ты меня любишь. Но я уверен, ты выживешь. Знаю, только безумно хочу спать. Уходи, Рой. У меня совсем не осталось сил.
— Не гони меня в тот момент, когда я наконец нашел тебя. Позволь помочь, а дальше я поступлю так, как ты скажешь.
— Я говорил уже, не стоит этого делать. Просто останься собой. Останься Роем. Больше ничего не нужно.
Энди отвернул голову, закрыл глаза и замер. Нет, он не спал, просто внутри поднялась боль, и нужно найти силы, чтобы вытерпеть ее. Он чувствовал, как отчаянно Маккена целует его пальцы, но это уже не имело значения, потому что он не хотел этого чувствовать.
— Прости меня, если сможешь, — шептал Рой. — Пусть не сейчас. Просто позволь помочь тебе.
Он стенал, но парень больше не ответил. Между ними полоса. Они оба завязли в болотной жиже, и каждое слово засасывает все глубже.
Маккена вернулся в мотель. Просидев неподвижно неизвестно сколько времени, он с трудом достал из кармана телефон. Почти пять. Усталость по сто двадцать тонн на сантиметр тела валит с ног. Болят кости, ноет кожа, в душе что-то протяжно воет.
— Рой! — голос Стива перепуган. – Рой! Где ты?! Я с ума схожу! Что случилось?! Почему ты не берешь телефон?!
— Я нашел его.
Повисла бесконечная тишина. Удары сердца отсчитали тысячелетия.
— Рой? Что? Он жив?
— Почти.
Было слышно, что Шон выдохнул.
— Где ты?
— Литл Рок.
— Где это?
— Километров четыреста по южному шоссе.
— Рой? Как он? — Стив говорит, осторожно подбирая слова.
Маккена заплакал, и Шону ничего не оставалось, как ждать.
— У него была остановка сердца. Четыре минуты. Убей меня…
— Так, спокойно. Успею еще. Поживи пока. Ведь он в больнице? Верно?
— Да. Я видел его, но он прогнал меня… Он никогда не простит… Не могу я…
— Это неважно. Главное, что нашел его. Где ты остановился? Я сейчас же выезжаю.
— В мотеле. Стив…
— Сиди там. Скоро буду, и попробуй только сдохнуть до того, как я приеду!
— Стив…
Гудки обрезали разговор, и Рой почувствовал, как на него опрокинулось одиночество. Безысходное. Холодное. Неподвижное. Маккена уже не помнил, как откинулся на кровать, не раздеваясь, поджал ноги и уснул. Утомительные сны блуждали в подсознании, вспенивая беспокойство. Болела голова от голода и зашкаливающего уровня никотина. Усталость не отступала, оборачиваясь по заезженному кругу. Он чувствовал, как кто-то трясет его, но не мог сообразить, снится ему это или нет.
— Рой! — Стив навязчиво теребил за плечо. – Рой, проснись!
— А? Ты как здесь оказался?
— Ты что ничего не помнишь? Я же сказал, что выезжаю.
— А, да. Я, кажется, задремал.
— Кажется.
— Сколько времени?
— Начало одиннадцатого…
— Что-о-о?
Он вскочил, беспорядочно мечась по комнате.
— Ну и рожа у тебя, — заметил Стив. — В пору в ужастиках без грима снимать. Сколько дней ты не брился?
— Не помню.
— Ладно, хрен с ним. Скажи, что с Энди? Я толком ничего не понял.
Только теперь окружающее пространство и сознание Роя совместились, но не притерлись пока, цепляясь друг за друга.
— Он пытается жить. Прогнал меня…
— А ты рассчитывал, что он подорвется и бросится тебе на шею? В каком он состоянии?
— В тяжелом. Он два дня, как вышел из комы после остановки сердца.
— Но почему?
— Передозировка анальгетиками на фоне перелома ребер, посттравматической пневмонии и грибковой инфекции…
По мере перечисления Стив сощуривал глаза, словно пытался осязать то, что говорил Маккена.
— Ни хрена себе набор! Моли бога, Рой, чтобы все обошлось, иначе… Ты говорил с врачом?
— Говорил. Это редкий случай, учитывая еще и состояние крови и ран…
— Звучит ободряюще. Так. Поехали в госпиталь. Призывай удачу, чтобы я не вскрыл тебе вены после этого.
— Мне без разницы, если только это поможет.
— Не хочу верить ни одному слову из того, что ты мне тут говорил. Я должен убедиться сам.
Они шли по коридору, и Рой ощущал, как с каждым шагом тяжелело его тело. Оно словно пропитывалось водой, вбирая по литру с каждым шагом. Энди в палате нет. Та же измятая постель с откинутым одеялом. Стив оглядывается, вопросительно уставившись на друга.
— Он, должно быть, на процедурах, — неуверенно отвечает Маккена на немой вопрос.
— Да, — соглашается Стив. — Должно быть. Посиди. Схожу, узнаю.
Это даже хорошо. Есть немного времени перезарядить обойму. Хотя без толку, она все равно пуста. Парень даже не притронулся к пакетам. Стоят там, где их и оставили. Фрукты на тумбочке не… Ролекс…
Что произошло? Откуда внутри огромный ком? Наверное, так травят лисиц… загоняют, когда, раненные, они пытаются бежать, теряя оставшиеся силы… Ролекс. О-о-о, это уже страшно. Болен. Избит. Обессилен и… никого, кто бы помог ему цепляться за эту жизнь. Он сделал. Перешел, только другой стороны улицы отсюда не видно. Да и перехода в этом месте тоже нет, но он перешел. Разве не этого ты требовал?
Стив не возвращается. Время не идет. Все словно замерло, и только голое расчетливое осознание плоскогубцами жмет на нервные окончания. Метастазы колкого холода прорастают сквозь все клетки, а вместе с ними прорастает и ужас.
Шон вернулся озадаченный, и Маккена понял, что не ошибся. Энди ушел.
День устало таял. Опадали краски. Вечер нагнетал серость. Мальчишка сделал несколько шагов и почувствовал, что больше не может. Все. Нет сил. Ни йоты. То ли опрокинулась немощь, то ли поднялась температура, но ему трудно даже сидеть. Солнце опустилось к горизонту, жалостливо взглянув в сторону парня. «Хороший день, чтобы умереть», — подумал Энди и даже не заметил, что мысль не всколыхнула в нем ничего. Он так устал за эти дни, что готов, наверное, принять смерть, лишь бы все кончилось. Он не знал, где он, какое число и день недели, да и не все ли равно? Закрыть глаза и умереть… И он закрыл.
* Хороший день, чтобы умереть.
Часть 3. RAIN DROPS.
3. RAIN DROPS.*
Энди кажется, что он умер. Он не уверен, но то, что теперь он существует как-то отдельно от тела, уже не вызывает сомнений. Тело где-то здесь, но парень совершенно не чувствует его. Пучок голосов то приближается, то отдаляется. Слова неразличимы, но они о нем. Это точно. Кто-то прикасается, но ощущение не на теле, а где-то в сознании. Причем, как бы изнутри него. Мальчишку, словно засасывает в трубу, и звуки рикошетят о стенки, отзываясь эхом. Он отчетливо чувствует, как съезжает вниз по гладким стенкам и падает. О-о-о! Боль падает вместе с ним. Она теперь вернулась, чтобы мучить.
— Не жилец, — заключает низкий мягкий голос, и Энди почему-то может представить, как выглядит его обладатель.
Странно, он уже видел это лицо. Старик с длинными седыми волосами, перехваченными широкой замшевой тесьмой. Безволосое лицо перепахано глубокими морщинами, а в них мудрость. Странно, да? Но она там. А еще во взгляде. Пронзительный такой из-под нависающих густых бровей. Незнакомец смотрит в суть. Он видит ее.
— Но он молод, — спорит девичий голос. — Источник жизни еще не угас. Нужно лишь сдвинуть камни, чтобы он забил вновь.
— Не стоит. Он не нашего племени, — отвечает старуха, и это напоминает скрип телеги.
— Бабушка, мы же не можем его просто так бросить, — спорит девушка.
— Помолчи, Тиа, — прикрикивает старуха. — А тебе, Мартин, вообще не следовало его трогать. Пусть бы оставался, где и лежал. Нам что, мало хлопот? Сами еле живы. Как его теперь выхаживать? Помрет, не разберемся с полицией.
Энди чувствовал, как вдоль его тела от головы вниз проходили волны, словно кто-то водил над ним нагретой лампой. Лампа то приближалась, почти обжигая, то отдалялась, разливая приятное тепло.
— Тихо вы! Разгалделись! — прикрикнул старик. —
