Поскольку это она делала ему одолжение, а не наоборот, Брунетти неудобно было просить ее прийти в квестуру.
— А сама ты где окажешься в одиннадцать?
— Подожди, пожалуйста, сейчас, — она отложила трубку. Через минуту она сообщила: — Последний из моих сегодняшних пациентов живет рядом с причалом Сан-Марко.
— Давай тогда в кафе «Флориан»[10]? — предложил он.
Она ответила не сразу. Вспомнив о ее взглядах, Брунетти уже почти готов был услышать замечание в духе «вот на что уходят деньги налогоплательщиков».
«Флориан» подойдет, — наконец проговорила она.
— Жду встречи. И еще раз спасибо, доктор.
— Тогда до одиннадцати, — сказала она и повесила трубку.
Он швырнул телефонный справочник обратно в ящик и задвинул его ногой. Подняв глаза, он увидел, что к нему в кабинет входит Вьянелло.
— Вы хотели меня видеть, синьор? — спросил сержант.
— Да. Садитесь. Вице-квесторе поручил мне дело об убийстве Тревизана.
Вьянелло кивнул, давая понять, что это уже никакая не новость.
— Что вам об этом известно? — спросил Брунетти.
— Только то, что писали в газетах и говорили по радио сегодня с утра. Обнаружен прошлым вечером в поезде. Убийство. Ни оружия, ни подозреваемых.
Брунетти осознал, что, хотя он, в отличие от сержанта, успел прочесть все материалы по этому делу, знал ничуть не больше. Вьянелло все еще стоял, и Гвидо опять кивком предложил ему садиться.
— Знаете что-либо об убитом?
— Важная птица, — ответил Вьянелло, усаживаясь. Он был такой крупный, что стул под ним сразу показался крошечным. — Избирался членом муниципального совета. Отвечал, если не ошибаюсь, за улучшение санитарных условий. Женат. Двое детей. Большая контора. По-моему, где-то неподалеку от Сан-Марко.
— Амурные дела?
Вьянелло мотнул головой:
— Нет, никогда не слышал.
— А что жена?
— Я вроде что-то о ней читал. Занимается спасением дождевых лесов. Или нет, это жена мэра.
— Точно, она!
— Ну, в общем, чем-то таким. Что-то там спасает. Может, Африку. — Тут Вьянелло насмешливо фыркнул, выказывая скептическое отношение то ли к синьоре Тревизан, то ли к вероятности спасения Африки.
— Как вы думаете, кто может о нем что-нибудь знать? — спросил Брунетти.
— Может, семья? Деловые партнеры? Сотрудники фирмы? — предположил Вьянелло и, видя реакцию Брунетти, добавил: — Простите, ничего оригинального в голову не приходит. При мне о нем никто никогда не упоминал.
— Я поговорю с его женой, но точно не раньше двенадцати. А вас я попрошу сходить до обеда к нему в контору и поглядеть, какая там атмосфера после его смерти.
— Думаете, они сегодня работают? На следующий день после убийства начальника?
— Вот это-то и интересно будет выяснить, — ответил Брунетти. — Синьорина Элеттра что-то слышала о его сделках то ли с Польшей, то ли с Чехословакией. Поспрашивай, знает ли об этом кто-нибудь из его сотрудников. Ей кажется, она читала о чем-то таком в газетах, но точно ничего не помнит. Ну и, конечно, задай стандартные вопросы.
Они так давно работали вместе, что не было ни малейшей необходимости уточнять, что это за «стандартные вопросы»: нет ли каких-нибудь обиженных сотрудников, недовольных партнеров по бизнесу, ревнивого мужа, не ревнивая ли у него самого жена. У Вьянелло был особый талант: он умел разговорить человека. Особенно хорошо у него это получалось с венецианцами: те, кого он опрашивал, просто таяли, когда этот добродушный здоровяк с видимым удовольствием переходил на их диалект, — именно такая лингвистическая уловка не раз заставляла его собеседников помимо собственной воли выбалтывать свои тайны.
— Что-нибудь еще, синьор?
— Да. Сегодня утром я занят, да и днем попытаюсь встретиться с вдовой убитого, так что хотел отправить кого-нибудь на вокзал, побеседовать с проводницей, обнаружившей тело. Выясните, может, она что-то видела. — Предупреждая возражения Вьянелло, он добавил: — Знаю, знаю! Если кто-то что-то и видел, то уже рассказал бы об этом. Но я все равно хочу, чтобы им задали эти вопросы.
— Да, синьор.
— И я хотел бы увидеть список имен и адресов всех пассажиров, находившихся в поезде на момент его остановки, и полный текст их ответов на все вопросы.
— Как вы думаете, синьор, почему его не ограбили?
— Если его убили, чтобы ограбить, то преступник мог услышать, как кто-то идет по коридору, испугаться и не успеть обыскать жертву. Но есть и другой вариант: тот, кто это сделал, хотел показать нам, что это было не ограбление.
— Да, но ведь это не логично! — возразил Вьянелло. — Разве не выгодней заставить нас поверить, что это именно ограбление?
— Это зависит от того, зачем было его убивать.
Вьянелло подумал немного и сказал:
— Да, пожалуй.
Но произнес он это таким тоном, что было ясно: аргументы не убедили его до конца. Все-таки не укладывалось в голове, зачем злоумышленнику отдавать полиции такой козырь.
Вьянелло не хотелось тратить время в поисках ответа на свой вопрос, поэтому он поднялся и сказал:
— Я отправляюсь к нему в контору, попробую что-нибудь разузнать. Вы будете на месте после обеда?
— Возможно. Зависит от того, когда я смогу повидать вдову. Я оставлю вам записку.
— Хорошо. Тогда увидимся после обеда, — заключил Вьянелло и вышел из кабинета.
Брунетти вернулся к изучению дела. Он открыл папку, нашел номер домашнего телефона Тревизана и набрал его. Трубку взяли только на десятый гудок.
— Слушаю, — сказал мужской голос в трубке.
— Это дом адвоката Тревизана? — спросил Брунетти.
— Простите, а кто это говорит?
— Это комиссар Гвидо Брунетти. Могу я поговорить с синьорой Тревизан?
— Моя сестра не в состоянии подходить к телефону.
Брунетти перелистал дело, нашел страничку, где была указана девичья фамилия синьоры Тревизан, и сказал:
— Синьор Лотто, простите, что приходится беспокоить в такую минуту вас и тем более вашу сестру, но мне совершенно необходимо поговорить с ней, чем скорее, тем лучше.
— Боюсь, это невозможно, комиссар. Моя сестра приняла сильное успокоительное и не сможет никого принять. Ее все это буквально подкосило.
— Я понимаю, ей сейчас очень больно, синьор Лотто, и позвольте мне выразить самые искренние соболезнования. Но нам необходимо поговорить с кем-то из семьи, прежде чем мы сможем начать расследование.
