поинтересовался отец у Джейсона, откусывая хрустящий ломтик бекона.
Друг запихнул в рот огромную порцию блинов, показал папе большой палец вверх и забубнил с набитыми щеками:
– Он прошто молодеш, миштер Ленард.
– Я жив, как видишь, – избегая папиного взгляда, я слизнул с уголка губ капельку сиропа.
Отец преувеличенно громко опустил чашку с кофе на стол:
– Уверен, ребята в команде тебе обрадовались.
Я поёрзал на стуле под его настойчивым вопросительным взглядом:
– В команде всё круто. Но брось, пап. Мы оба знаем, что я уже не буду играть в духобол, – я отправил в рот кусочек панкейка, но едва ощутил его вкус.
– Этого мы как раз не знаем, – папа отложил вилку и посмотрел на меня. – Врачи говорят – «не сейчас», но это не значит, что «никогда».
Я отодвинул от себя блинчики:
– Я не хочу играть.
Глаза у папы ошарашенно округлились, он явно не знал, что сказать.
– Ты? Не хочешь играть? Ты шутишь, что ли? – Джейсон чуть не подавился.
– Нет. Не шучу. Духобол слишком о многом мне напоминает… – Я проглотил комок в горле. – Всё меняется.
Я изменился. Я больше не хотел быть всеобщим любимцем. Не теперь.
Папа смотрел на меня, я чувствовал это, но не поднимал глаз от тарелки, желая, чтобы Джейсон разрядил обстановку какой-нибудь шуткой. Сироп призывно растекался по стопке блинов, но мне совершенно расхотелось есть. Раньше субботние блины всегда готовила мама, и папа решил, что продолжит традицию. У него получалось почти так же хорошо, как у неё. Почти.
Папа доел свою порцию, но облизывать вилку от сиропа, как всегда делал раньше, не стал:
– Что ж, возможно, мы ещё вернёмся к этому разговору после следующего обследования. Не исключено, что ты передумаешь.
– Возможно, – ответил я, твёрдо зная, что всё уже решил наверняка.
Отец прочистил горло:
– А что насчёт тебя, Джейсон? Ты ещё в команде?
Настала очередь Джея ёрзать под пристальным папиным взглядом:
– Эмм… Ну… Нет.
– Ясно. – Папу явно расстроило, что он не сможет использовать Джейсона в качестве мотивации для моего возвращения в команду. Он перевёл взгляд на меня. – Надеюсь, хотя бы сегодня вы повеселитесь.
– Повеселимся? – спросили мы с Джейсоном хором.
– День рождения Ханны, помнишь? – Он встал из-за стола и стал копаться в пакете у плиты. – Понятия не имею, что нравится двенадцатилетним девочкам, поэтому спросил у продавца. – Отец достал большую розовую плюшевую шиншиллу с галстуком-бабочкой в горошек.
Джейсон снова едва не подавился блинами, а я постарался скрыть отвращение.
Папа держал игрушку на вытянутых руках:
– Ну как? Думаешь, ей не понравится? – Он осмотрел зверя. – Наверное, стоило посоветоваться с Труди, – пробормотал он.
В этот момент рядом со мной возникла миссис Уилсон и пристально уставилась на шиншиллу:
– О, какая прелесть! Девочка будет в восторге!
– Да, не, мистер Ленард, отличный подарок, – у Джейсона от еле сдерживаемого смеха чуть вся еда не вылетела изо рта.
Стараясь не обращать внимания на пухленькую миссис Уилсон и Джейсона, я как ни в чём не бывало продолжил разговор с папой:
– Даже не знаю. Я плохо знаю Ханну. И она довольно сильно изменилась. Но, уверен, не стоит волноваться. – Шиншилла отлично впишется в её новый имидж.
– Следи за своим тоном, юноша. Ты с отцом разговариваешь. – Мне стоило изрядных усилий не засмеяться над её надутыми щеками и сложенными на поясе руками, но я не собирался уделять ей внимание. Даже если она и правда настоящая.
– Ну, будь у нас больше времени, я бы дал тебе самому выбрать что-нибудь. – Отец посмотрел на кухонные часы. – А так у нас осталась всего пара часов.
– Все соберутся в полдень? – Мне совершенно не хотелось идти на праздник двоюродной сестры, возомнившей себя охотницей.
– У-у-у-у, вечеринка. Звучит заманчиво. – Джейсон закатил глаза, поддел вилкой последний блинчик и запихнул его в рот. – Потом расскажешь. – Он посмотрел на часы. – Я не пойду, извини. Мне надо помогать отцу. – Друг широко улыбнулся и помахал мне рукой, после чего исчез через заднюю дверь, которая со скрипом закрылась.
Папа кивнул:
– Что ж, поторопимся. Иди, закинь бельё в стиралку, прими душ, сделай всё, что тебе нужно, и собирайся.
Я сунул в рот последний крупный кусок блина и пожалел, что не достаточно серьёзно болен, чтобы пропустить эту вечеринку.
* * *
Белые перила крыльца старого викторианского дома Ханны встретили нас дымчато-серыми лентами серпантина, а входная дверь – белыми и серебряными воздушными шарами. Я оказался здесь впервые после того, как папина родня переехала два месяца назад.
На веранде показалась изящная голова с волнистыми каштановыми волосами. Тётя Елена. Я не виделся с ней с восьми лет. Папа говорил, что тёти приходили навестить меня в больнице, но я этого не помнил. Елена сидела прямо на полу, выводя кистью на старых половицах большую защитную печать. С цепочки на её шее свисал Третий пентакль Юпитера и ещё несколько незнакомых мне печатей Соломона.
Когда мы приблизились к двери, она отложила кисть:
– Крис, Алекс, – она поприветствовала нас так тихо, что я невольно задумался, а не показалось ли мне, может, это просто прошелестел ветер. – Извините за краску. Лишняя предосторожность никогда не повредит, особенно с сигилами.
– Верно, – согласился отец, даже не потрудившись обнять сестру. Я его не винил. Кем надо быть, чтобы рисовать сигилы перед домом во время празднования дня рождения?
Она устремила на меня пронзительный взгляд зелёных глаз:
– Боже, Алекс, как ты вырос!
По спине у меня побежали мурашки, и я безотчётно отступил назад, наполовину спрятавшись за отца, мечтая оказаться подальше отсюда.
Папа поспешил позвонить в дверь.
– Привет! – Из дома послышался весёлый голос, и дверь распахнула рыжеволосая тётя Труди. Последний раз мы виделись около двух лет назад, волосы тогда были каштановыми, совсем как у папы и тёти Елены. Наверное, когда дядя Дэвид ушёл от неё, ей захотелось что-то поменять. Её новый облик мне не очень понравился.
Она обняла папу, словно не видела его много лет:
– Я так рада, что ты пришёл, Крис! – Она улыбнулась мне. – Привет, Алекс! Ты очень хорошо выглядишь.
– Эээ, спасибо, – отозвался я, гадая, видела ли она меня в больнице, когда я был на обезболивающих. Мне показалось, что я помню, как она разговаривала там с папой.
Тётя Труди провела нас внутрь. Я не очень хорошо знал наших прошлых соседей и в этом доме прежде не был, поэтому сгорал от любопытства. Первое, что мы увидели прямо с порога – длинная деревянная лестница, а сразу за ней – тускло освещённая гостиная, соединённая с кухней и столовой, в которой несколько седовласых людей о чём-то тихо переговаривались между собой, обступив миску с пуншем. Это больше походило на похороны, чем на день рождения девочки-подростка.
– Кхм… – Каждый нерв в моём теле требовал, чтобы я куда-нибудь сбежал.
– Привет! – Из пучины седых голов вынырнуло улыбающееся лицо Ханны с огромными совиными глазами. – Я так рада, что ты пришёл!
Как
