крайне редко. Мама называла это грубостью, и она была права, но я не могла сдержаться в присутствии Мистера Раздражающего.
— Зак, парень, с которым ты меня видел, и которому, кстати, свитер как раз впору, и правда мой парень.
— Ты рассказала ему о нас? — спросил он, его губы снова растянулись в саркастической полуулыбке.
— Что? — я почувствовала, как хмурюсь, что, похоже, было моей стандартной реакцией на Мистера Ничто, помимо закатывания глаз. — Нет. То есть, нет никаких «нас», о которых ему можно было рассказать.
— Ты могла бы сказать ему, что мы старые друзья, — предложил он. — Я тот друг, с которым ты летела через всю страну.
— Мне казалось, ты говорил, что парни и девушки не могут быть друзьями, — я скрестила руки на груди и ощутила волну удовлетворения, когда парировала его же словами.
— Что? Когда я такое говорил?
Он выглядел искренне растерянным, и я с огромным удовольствием напомнила ему о его нелепости.
— Ты сказал мне это во время полёта из Фэрбанкса.
— Интересно, почему я это сказал, — он сделал небольшую паузу, прежде чем добавить: — Вообще-то, это довольно точно. Парни и девушки точно не могут дружить.
— Чем могу помочь?
Я подошла к стойке и посмотрела на парня, который ждал моего заказа.
— Да. Эм, можно мне, пожалуйста, один маленький обычный попкорн и один маленький с маслом?
— Без проблем, — он начал вбивать мой заказ в кассовый аппарат.
— Не могли бы вы пересыпать их в большую коробку?
— Вместе…? — парень посмотрел на меня как на ненормальную, но всё ещё улыбался. — Без проблем.
Кажется, я услышала позади себя фырканье.
— И, пожалуйста, не перемешивайте их, — мои щеки пылали, когда я тихо добавила: — Спасибо.
— Требующая много усилий, — пробормотал Мистер Ничто, но я отказалась смотреть в его сторону.
— Можно ещё две большие колы?
— Конечно, — ответил сотрудник.
И как только работник отошёл к автомату с попкорном, Мистер Ничто толкнул меня локтем и сказал:
— А как же половина такой, половина другой колы?
— Не сегодня, — сказала я, хотя мне очень хотелось. Я знала, что он решит, будто прав насчёт «требующей много усилий», если я закажу её, так что пришлось себе отказать.
— Кстати, мне нравится твоя причёска, — сказал он, жестом указав на мою голову.
— Спасибо, — ответила я, удивлённая тем, что он мог сказать мне какой-то комплимент.
— В последний раз, когда я тебя видел, она была такой… — он замолчал, выпучив глаза и раскинув руки по бокам головы, как бы показывая, насколько огромными были мои волосы.
Ну конечно. Вот оно.
Когда я встретилась с ним в аэропорту, мои волосы всё ещё напоминали причёску Мии Термополис в начале «Дневников принцессы»: длинные, черные, вьющиеся и непослушные. Слава богу, наступила старшая школа, и теперь у меня было каре до плеч, которое я выпрямляла утюжком до гладкости.
Но это было так в его духе: вспомнить и упомянуть, насколько ужасно они выглядели.
— Держите, — сказал парень из отдела закусок, передавая мне еду, пока я рассчитывалась. Наконец-то. Я не хотела больше тратить ни минуты на разговор с Мистером Ничто.
Я повернулась и улыбнулась ему.
— Ну, до встречи, наверное.
— Ага.
Я пошла прочь, и как раз собиралась открыть локтем дверь в кинозал, когда услышала:
— Эй. Очкарик.
Я обернулась.
— Да?
У него было серьёзное выражение лица, и его тёмные глаза лишились того лукавого блеска, который появлялся каждый раз, когда я на него смотрела.
— Сколько самостоятельных полётов ты совершила с тех пор, как мы встретились?
Я сглотнула и на мгновение возненавидела его за то, что он напомнил мне об этом. Мистер Ничто оказался совершенно прав: с момента расставания я летала в Фэрбенкс в одиночку четыре раза. Теперь я определённо была членом клуба «детей разведённых родителей», в который никогда не хотела вступать. — Четыре.
Он кивнул, и казалось, между нами что-то промелькнуло, прежде чем он сказал:
— До встречи, Очкарик.
— Да, — сказала я, прочищая горло, прежде чем пробормотать себе под нос: — Боже, надеюсь, что нет.
Глава 5
Чарли
Я смотрел ей вслед и недоумевал, что же, чёрт возьми, со мной не так.
Она была заносчивой чудачкой, с которой я застрял в самолёте пару лет назад. И всё же, почему-то, было приятно её увидеть. Что это вообще было? Она казалась такой же требовательной, как и раньше, такой же легко выводимой из себя, но почему-то я испытал разочарование, когда она ушла.
Вспомнив ту морщинку раздражения, которую я неизменно вызывал на её лбу, я осознал, что, блин… я понял, что это было.
Она была открытой книгой.
Да, она была незнакомкой, но почему-то, глядя на неё, я мог понять, о чём она думает. Большая часть её мыслей была раздражающей и отчаянно нуждалась во встряске, но мне нравилось отсутствие барьера вокруг её мыслей.
Разумеется, это, наверное, объяснялось тем, что моё ближайшее окружение состояло из любителей запутанных игр разума. Во-первых, мама, вечно сражающаяся сама с собой в битве «Кого вывести сегодня: детей или парня?». Во-вторых, отец, который уже не спорил, а просто безоговорочно вставал на сторону своей новой жены (при этом преподнося свои решения как «хорошее воспитание»). В-третьих, сестра, которая всей душой обожает новых участников в нашей жизни, но пытается скрыть это от меня, зная, что я не в восторге.
Добавить к этому Бекку — я никогда не понимал, о чём она думает — и становится ясно, почему открытость Очкарика была так чертовски освежающей.
— Чем могу помочь?
Я оторвал свой взгляд от двери, за которой она скрылась, и снова посмотрел на парня за стойкой.
— А, да. Два попкорна, пожалуйста.
Я расплатился за еду, и пока ждал, мой телефон завибрировал.
Бек: Хочешь после этого к Кайлу? Кажется, он собирает народ.
