Жюльетт судорожно сглотнула, затем сделала глубокий вдох.
— Вон там. Как я ненавижу этого человека! Я готова его убить!
Бродка украдкой посмотрел в противоположный угол зала. Он еще никогда не видел профессора, даже его фотографии, хотя знал об этом человеке практически все. Теперь же, глядя на Коллина, Бродка удивлялся тому, что у него не было никакой ненависти к нему, чего он, вообще-то, ожидал. Жалкая фигура, стоявшая в одиночестве и уставившаяся невидящими глазами в пустоту, вызывала у него только сочувствие. Профессор выглядел таким потерянным и одиноким, словно рядом с ним никого не было.
Гинрих Коллин был мужчиной невысокого роста, чуть выше Жюльетт, с большими залысинами, неприглядный. Человек, не знавший профессора, мог бы принять его за чиновника какого-нибудь учреждения. На нем был серый костюм, наверняка дорогой, и все же он казался оборванным, даже опустившимся. Галстук развязался и свободно висел вокруг шеи. И только очки в золотой оправе придавали ему некоторое сходство с профессором.
Украдкой разглядывая Коллина, Бродка все еще слышал чужой угрожающий голос с автоответчика и раздумывал, стоит ли рассказывать об этом Жюльетт. По мере того как Бродка размышлял, у него появлялось все больше сомнений: а может, все это только кажется и собственный разум сыграл с ним злую шутку? Учитывая напряжение последних дней, он, скорее всего, видел то, чего на самом деле не было. Боже мой, да что это с ним?
Голос Жюльетт вернул Бродку к действительности.
— Если Гинрих явился сюда, значит, не жди ничего хорошего. Он еще никогда не приходил на вернисаж. Господи, что же делать? Я ведь не могу вышвырнуть его! Но я знаю это выражение лица. Еще немного, и он начнет скандалить, как пьяный сапожник. А ведь здесь люди из мюнхенского общества… И пресса тоже… Если он будет продолжать в том же духе, он уничтожит себя и свою клинику. И меня заодно!
Пока она говорила, Коллин уже начал цепляться к гостям, громко обзывая их. Жюльетт подошла к мужу в надежде успокоить его. Одновременно она пыталась затолкнуть пьяного профессора в дальний офис. Сначала Бродка лишь наблюдал за этой сценой, оставаясь в стороне, но когда Коллин начал сопротивляться более буйно, стал сильно размахивать руками и, наконец, принялся угрожать жене, Александр пришел на помощь, схватил покачивающегося мужчину за руку и вместе с Жюльетт увел его из выставочного зала.
В офисе Коллин, покачиваясь, подошел к креслу и обессиленно рухнул в него. Голова его свесилась набок, тело обмякло. Он пробормотал что-то нечленораздельное и вскоре заснул, дыша открытым ртом и громко похрапывая при этом.
Незадолго до полуночи, когда ушли последние посетители, Бродка и Жюльетт усадили по-прежнему храпевшего профессора на заднее сиденье машины. Жюльетт не хотелось, чтобы Бродка провожал ее, но тот настоял на своем.
— Твой муж совершенно пьян, — заявил он. — Я поеду с тобой. Кроме того… как ты собираешься заносить его в дом сама?
Поездка в Богенхаузен, на восток города, где Коллин и его жена жили на роскошной вилле, прошла почти в полном молчании. Бродка сидел за рулем, то и дело бросая взгляд в зеркало заднего вида и стараясь не спускать глаз с пьяного, постоянно бормотавшего что-то себе под нос. Через какое-то время Жюльетт приглушенным голосом произнесла:
— Теперь, когда ты с ним познакомился, можешь представить, с кем я живу вот уже пятнадцать лет.
Бродка прижал указательный палец к губам, давая понять, чтобы она помолчала.
— Да какая разница! — вспылила Жюльетт. — До завтрашнего утра он не будет ничего соображать.
— А завтра утром?
— Завтра утром он как следует накачается спиртным и снова будет в норме. Для него это в порядке вещей.
— В порядке вещей? — Бродка усмехнулся.
— Он алкоголик, а не обычный выпивоха, который время от времени прикладывается к бутылке и, когда ему очень плохо, клянется всем святым, что бросит пить. Нет, этот, — она указала большим пальцем на заднее сиденье, — конченый человек. Без своего пойла он вообще уже не может жить.
— А его работа?
— Как врач, он пользуется большим авторитетом. Многие хирурги прикладываются к бутылке с минеральной водой.
— Бутылке с минеральной водой?
— Да, у них при себе всегда имеется бутылка из-под минеральной воды, наполненная шнапсом.
Бродка рассмеялся.
— А я-то думал, что самые большие пьяницы — это журналисты.
— По этому поводу ничего не могу сказать, — мрачно ответила Жюльетт, — но естественным образом возникает вопрос, кто из них больше навредит.
Она велела Бродке свернуть с главной улицы на какую-то узкую, обрамленную тонкими живыми изгородями улочку. Словно по мановению волшебной палочки, перед ними открылись невысокие коричневые деревянные ворота, в доме автоматически включился свет. Перед зеленой входной дверью, украшенной жестяными узорами, Бродка остановил автомобиль.
Пока Жюльетт открывала дверь, Бродка взял профессора под руки и вытащил его из машины. Прежде чем Жюльетт успела прийти ему на помощь, он почти внес бесчувственного Коллина в дом и уложил на диван в холле.
При этом профессор ненадолго очнулся, выйдя из своего забытья. Он бросил на Бродку насмешливый взгляд поверх очков в золотой оправе и пробормотал что-то неразборчивое, звучавшее примерно так: «Молодец, мой мальчик». И снова уснул глубоким сном алкоголика.
Жюльетт сняла с мужа очки и туфли. Что касается остального, то ее не особо заботило его самочувствие. Для нее подобная ситуация была не внове.
— Я сварю кофе, — сказала она и направилась к закругленной двери, ведущей в кухню.
Сначала Бродка издалека наблюдал, как Жюльетт управляется с кофеваркой, а затем осмотрелся. Просторный холл имел форму полукруга. В центре дуги находились две двустворчатые двери, которые вели на улицу. По обе стороны от них до самого потолка высились книжные шкафы, а в центре стоял массивный мягкий уголок. В свободном пространстве стояли столики с разными безделушками. Кроме довольно традиционного полотна маслом, на котором был изображен Коллин, других картин Бродка не увидел, что показалось ему весьма странным, учитывая профессию хозяйки дома.
— Иди сюда, поможешь! — крикнула из кухни Жюльетт.
Бродка, бросив взгляд на пьяного, пошел к ней. Едва он успел закрыть за собой дверь, как она бросилась ему на шею и стала страстно целовать.
Ситуация казалась Бродке неприятной, даже очень неприятной. Он попытался мягко отстраниться от Жюльетт, но она не отпускала его. Чем больше сопротивлялся Бродка, тем сильнее, с еще большей страстью она цеплялась за него, обвивая ногами его бедра.
— Ты… с ума сошла, — пролепетал Бродка. О, ему нравилось то, что она делала. Он наслаждался ее прикосновениями. Он любил Жюльетт именно за ее дикость, импульсивность и безудержность, за то, что она иногда забывала про все вокруг, но здесь и сейчас ее поведение казалось ему вульгарным — и слишком рискованным.
