В этот момент в сад вошел раб и доложил госпоже о приходе посетительницы. Клодия поспешно удалилась.
— Что ж, хорошо, что вы ладите с Клодией, — промолвил Целер. — И это несмотря на то, что ее брат спит и видит, как перерезать тебе глотку.
— Я чрезвычайно высокого мнения о Клодии, — заверил я.
— С завтрашнего дня мы с тобой приступаем к работе. Вместо утреннего визита к отцу ты должен будешь явиться сюда.
Я кивнул, и мы с Целером направились к дверям.
— Мне привести с собой своих клиентов? — спросил я.
— Они понадобятся лишь тогда, когда я буду произносить важную речь. До той поры тебе лучше избавляться от них, направляясь сюда.
— Нет требования, которое я выполню с большей радостью.
Мне никогда не нравился обычай, согласно которому знатного римлянина постоянно должна окружать толпа клиентов. Даже чрезмерная преданность и верность может раздражать.
В атрии мы нашли Клодию и ее гостью, которая приходилась родственницей и мне. Все называли ее уменьшительным именем Фелиция, но на самом деле ее звали Цецилия Метелла, и она состояла в браке с молодым Марком Крассом, сыном великого Красса. Меня она приветствовала со своим обычным дружелюбием.
— И какие же интриги плетете вы с Клодией сейчас? — шутливо спросил я и тут же спохватился, что вопрос прозвучал слишком грубо.
— Да вот, замышляем устроить грандиозный скандал и покрыть позором своих мужей, — как ни в чем не бывало ответила Фелиция.
— Но ведь ты же теперь почтенная матрона? — вскинул бровь я. — Уверен, дома тебя ожидает целый выводок маленьких Крассов.
— Ой, какой ты скучный, — протянула Фелиция. — Плодиться и размножаться — удел рабов и скотины. А ты сам, насколько я знаю, не спешишь окружить себя выводком наследников.
— Ни одной женщине не удалось надолго пришить Деция к своему подолу, — с многозначительной улыбкой заметила Клодия. — Он имеет привычку досаждать сильным мира сего и покидать Рим, спасаясь от их гнева.
— Благородные матроны, простите, но я должен похитить у вас Деция, — заявил Целер. — Его ждут неотложные дела.
Целер проводил меня до дверей.
— Любой мужчина, если у него сохранилась хоть капля разума, должен держаться подальше от этих двух штучек, — пробормотал он себе под нос.
К своему удивлению, я обнаружил, что Гермес поджидает меня на улице. Следуя правилам этикета, я не обратил на него ни малейшего внимания, простился со своим именитым родственником и пообещал завтрашним утром засвидетельствовать ему свое почтение.
После этого я направился к Форуму. Гермес следовал за мной по пятам.
— Значит, это и есть тот самый Метелл Целер? — подал он наконец голос. — Ростом он не слишком-то вышел.
— Что отнюдь не умаляет его достоинства, — отрезал я. — А я, напротив, пока что являюсь одним из самых ничтожных Метеллов. Однако по сравнению с тобой меня можно счесть весьма значительной особой. А это означает, что в моем обществе ты должен придержать свой дерзкий язык.
— Как скажешь, господин.
День, когда я вернулся домой, был на редкость богат событиями. И в то же время его с полным правом можно назвать одним из самых безмятежных дней моей жизни.
2
На следующее утро я проснулся очень рано и первым делом поприветствовал своих клиентов, ожидавших моего пробуждения. Я по-прежнему обходился минимальным количеством клиентов, хотя и понимал, что они являются необходимым условием общественной и политической жизни. Теперь у меня насчитывалось двенадцать клиентов. В большинстве своем то были отставные солдаты, когда-то служившие под моим началом, или же отпрыски семей, долгое время связанных с нашей. Их обязанности сводились к тому, что они приветствовали меня в общественных местах и защищали в минуту опасности. Я, со своей стороны, оказывал им всякого рода помощь, как финансовую, так и юридическую. Можно было не сомневаться, что теперь, когда я стал сенатором, клиенты потребуют от своего патрона более существенной поддержки.
Поблагодарив клиентов и раздав им небольшие презенты, я заявил, что сегодня не нуждаюсь в их услугах, и в одиночестве направился к дому Целера. В атрии слонялась целая толпа. Количество клиентов Целера в одном только Риме исчисляется сотнями, что касается всей Италии и провинций, тут счет идет на тысячи. Разумеется, даже римские клиенты Целера не могут виться вокруг своего патрона одновременно. Думаю, у них существует некая система рабочих и выходных дней.
Я прохаживался по атрию, узнавая старых знакомых и заводя новых. Разговоры по большей части вертелись вокруг Помпея и его грядущего триумфа. Согласно всеобщему мнению это триумфальное шествие станет грандиозным зрелищем, которое поразит даже привыкший ко всему Рим. Никто не сомневался в том, что ослиного упрямства сената хватит ненадолго, и разрешение на триумф будет получено в самом скором времени. Среди посетителей я вновь увидал Цезаря.
— Ты здесь уже второй день подряд, Гай Юлий! — воскликнул я. — До сих пор никто из рода Юлиев не избирал себе поприще клиента Метеллов. Неужели ты стал первым?
Цезарь улыбнулся своей ослепительной улыбкой:
— Нет, я пришел сюда не как клиент, но как бездомный проситель. Если твой родственник не снизойдет к моей просьбе и не предоставит мне кров, сегодня ночью мне негде будет преклонить голову.
— А что, крышу в доме верховного понтифика так и не починили? — усмехнулся я. — Когда я покидал Рим, работы были в полном разгаре.
— Нет, крыша давно отремонтирована, но сегодня ночью в моем доме состоится ритуал в честь Доброй Богини, при котором мужчины не должны присутствовать, ответил Цезарь.
— О, а я и совсем забыл, — кивнул я. — Впрочем, холостяку это простительно.
Ритуал в честь Доброй Богини ежегодно проводится в доме верховного понтифика под наблюдением его супруги. Все знатные матроны Рима в обязательном порядке участвуют в этом ритуале, и ни один мужчина не может взглянуть на церемонию даже краешком глаза. Женщинам под страхом смертной казни запрещено рассказывать, что происходит во время священного обряда.
— Значит, даже верховный понтифик не может оставаться в своем доме, когда там проходит ритуал? — уточнил я.
— Это так. Будучи понтификом, я постоянно провожу всякого рода сакральные церемонии, но о том, что творится во время этого ритуала, я не имею даже отдаленного понятия. И жена, как и положено, хранит об этом молчание.
— Но тогда…
Слова застряли у меня в глотке, когда человек, стоявший рядом с Цезарем, но спиной ко мне, неожиданно обернулся. Его угрюмое смуглое лицо, полыхающее злобным румянцем, было мне слишком хорошо знакомо. Странно, как это я сразу не узнал эту квадратную приземистую фигуру, начисто лишенную шеи. Усилием воли я сдержал инстинктивный порыв потянуться к оружию. Порыв тем более бессмысленный, что оружие я оставил дома.
