— Потерпите, сейчас мы найдем врача.
Бедняга пытается что-то сказать мне, и я, повинуясь ему, наклоняюсь все ниже, пока мое лицо не оказывается совсем рядом с его губами. Он шепчет что-то, чего я не могу разобрать.
— Что? — переспрашиваю я.
— Амелия… Амелия…
Это все, что ему удается произнести, прежде чем он ослабевает у меня на руках и жизнь покидает его. Несчастный говорил с английским акцентом.
Лорд Уортон берет меня под локоть и помогает встать на ноги.
— Нужно найти врача! — кричу я.
— Бесполезно, уже ничего нельзя сделать.
— Нет! — Я сопротивляюсь и рвусь к лежащему на земле человеку, надеясь, что он еще жив, хотя знаю, что это не так.
Лорд Уортон крепко удерживает меня, пытаясь оттащить в сторону. Вокруг нас собирается толпа.
Наконец я освобождаюсь, но меня за руку берет фон Райх:
— Он мертв.
Я отдергиваю руку:
— Оставьте меня!
Он прав, я ничем не могу помочь этому несчастному, но мне нужно время, чтобы овладеть собой и чтобы до сознания дошло случившееся.
— Что он вам сказал?
— Амелия.
— Что?
— Имя жены, Амелия, — это все, что он сказал. Все-таки надо найти врача. Может быть, что-то…
Фон Райх качает головой и перезаряжает пистолет.
— Врач ему уже не поможет.
— Бедняжечка, — говорит леди Уортон, уводя меня. Теперь уже она крепко держит меня под руку. — Его светлость и фон Райх обо всем позаботятся. Вы и так уже достаточно пережили.
Лорд Уортон, стоя на коленях рядом с велосипедистом, поднимает голову и кричит нам:
— Возвращайтесь на пароход! Фон Райх проводит вас, чтобы с вами ничего не случилось.
— Но мы не можем просто так уйти, — упираюсь я. — Полиция…
— Вы не в Америке, — обрывает меня леди Уортон. — Египет не цивилизованная страна. Если мы хотим плыть дальше на «Виктории», то должны поспешить к экипажу и не вмешиваться в ссору с поножовщиной между двумя туземцами.
— Какими туземцами? Этот человек — англичанин, пассажир с нашего парохода.
— Почему вы считаете, что он англичанин? — спрашивает фон Райх.
— Я видела его лицо, слышала его голос.
Пока мы разговариваем, они ведут меня к выходу с базара.
— Я видела и слышала то же самое, что и вы, — говорит леди Уортон. — У него было смуглое лицо, он явно из местных.
— Нет, уверена: он англичанин.
— Этого не может быть, — не соглашается со мной фон Райх. — Очевидно, он египтянин.
— Вы мельком видели этого человека, и то под капюшоном, — настаивает леди Уортон.
— Я видела его лицо.
— Он смуглый.
— Но не ноги.
— Ноги? А при чем тут ноги? — удивляется она.
— При падении с велосипеда задралась его рубаха, и я видела белую кожу.
Леди Уортон с возмущенным видом переглядывается с фон Райхом. Он качает головой:
— Нелли, я видел только смуглую кожу.
— Я знаю, что видела. И он говорил по-английски.
— Многие египтяне говорят на чистейшем английском языке. Мы управляем этой страной, — заявляет леди Уортон.
Сдерживая слезы, я вскидываю голову и отстаиваю свою точку зрения:
— Это пассажир с нашего парохода. Я не оставлю его даже в смерти.
— Хорошо, я снова взгляну на него, — пошел мне навстречу фон Райх. — А вы идите: экипаж может уехать без нас, когда разнесется молва об инциденте.
Он быстро идет туда, откуда мы пришли. Продолжая крепко держать меня под руку, ее светлость проворно выбирается из лабиринта прямо к экипажу, словно она насыпала крошки, чтобы не сбиться с дороги.
Мы стоим у экипажа, когда возвращается фон Райх, тяжело дыша.
— Я внимательно осмотрел его.
— Араб? — спрашивает леди Уортон.
— На сто процентов.
— Я должна увидеть сама. — Без долгих раздумий я направляюсь к входу на рынок.
— Ввяжетесь в эту историю — и вас задержат для допросов, — вдогонку предупреждает леди Уортон.
Это останавливает меня. «Задержат для допросов» — значит, будет сорвано мое путешествие. Я раздумываю, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь, в какую сторону повернуть.
Леди Уортон направляется к экипажу:
— Не знаю, как вы, милочка, но я не намерена застрять в этом забытом Богом захолустье на несколько месяцев, пока будут со скрипом вращаться колеса здешней бюрократии.
От одной мысли о такой возможности меня кидает в холодную дрожь даже в горячем воздухе пустыни.
Мне не нравятся ее слова, они жесткие и жестокие, но я знаю, что она права.
— Действительно, для того бедняги уже ничего не сделаешь. — Мои слова звучат как отговорка даже для меня, тем не менее это факт. — А что лорд Уортон? Наверное, нам нужно подождать, когда он вернется?
Его жена качает головой.
— За него не беспокойтесь. У его светлости богатый опыт общения с туземцами.
Фон Райх помогает мне сесть в экипаж. Колени у меня трясутся, и я все еще сдерживаю слезы.
— Леди Уортон права, фрейлейн. Трудно вообразить, что представляет собой полиция в этих отсталых странах. Дело может обернуться очень скверно.
Кажется, оно уже начинает оборачиваться скверно, когда мы трогаемся. Собралась толпа, и кучер встревожен.
— Нужно спешить. Слух разлетается.
— Что вы имеете в виду?
— Говорят, что неверные убили сторонника махдистов. Отец ужаса встает, чтобы изгнать неверных из нашей страны. Вот что говорят люди. Нужно спешить, — повторяет кучер.
Мы не проехали и полусотни метров, как изо всех закоулков рынка вылилась толпа с криками «Аллах акбар! Аллах акбар!».
Мы наклоняемся вниз и закрываем голову руками, потому что в нас полетели камни.
6
Экипаж увозит нас вне досягаемости орудий каменного века, но злость и фанатизм летят быстрее ветра. Вдоль всей дороги люди на улицах злобно кричат на нас и размахивают кулаками.
Я не могу не думать о человеке, оставленном нами на рынке. О человеке, который умер у меня на руках и сказал мне последние слова. Он хотел, чтобы я что-то сделала для Амелии, наверняка его жены. Как мне найти ее? Что я ей скажу? Что кровь ее мужа пролилась на землю на рынке Порт-Саида? Что если он иностранец, то местные жители будут радоваться этой смерти как знамению Божьему?
