при виде её неземной красоты (кроме, разве что, дурачка Трубецкого). Никто не торопился раскрывать свой толстый кошелёк, чтобы обеспечить бывшей госпоже Мнишек существование, достойное королевы… тьфу, царицы! Не суть важно. Да и признавать её право на царствование… или хотя бы на регентство никто особого рвения не проявлял. Говорили: надо ещё посмотреть, кто родится, мальчик ли? А иные говорили: а есть ли смысл смотреть, нешто не найдётся другого Рюриковича? И даже папаша-Трубецкой, согласившийся принять её в своём доме, относился к Марине скорее как к странной подружке своих детей, нежели как к царице.
В дверь стукнули условным стуком, и на пороге появился Трубецкой. Сын, конечно.
— Мариночка! — он порывисто шагнул к ней, схватил за руку, прижал пальцы к губам. Поцелуй длился куда более положенного, и Марина с досадой отняла у кавалера руку:
— Ежи, я же просила вас сдерживать чувства! Нас могут увидеть.
С тех пор, как молодая царица (царица же?) почувствовала признаки беременности и подтвердила её наступление с помощью новейших медицинских тестовых эликсиров (одна капля под язык, если вы чувствуете кислый вкус — беременность есть, сладкий — нет), она старалась держаться от Юрия Трубецкого подальше. Но как тут подальше удержишься, когда юнец совсем голову потерял, а его папаши вечно нет дома!
— Мариночка, я соскучился! И неужели мы опять на вы⁈
— Скажите лучше, удалось ли установить телефонную связь хотя бы традиционным способом?
Бушующие на линии Тула — Сандомир бои с применением магостатических снарядов, делали связь по магофону решительно невыносимой. А Марине необходимо было срочно переговорить с отцом. Попросить хотя бы немного денег, чтобы не чувствовать себя нищей приживалкой!
— О, да, моя несравненная дама! — боги милосердные, сколько пафоса! — Связь будет через час, и я надеялся, что мы сможем…
Видимо, придётся уступить. Страх того, что разочарованный её отказами Трубецкой может перемениться в чувствах и раскрыть всем, чьего ребёнка она носит, был сильнее польского высокомерия…
04. ДОГОВОРЕННОСТИ
ВОЙНА ВОЙНОЙ, А НОВЫЙ ГОД ПО РАСПИСАНИЮ
Итак, в западных губерниях Русского Царства шла война, в стране начинался голод, на дорогах свирепствовали банды, польские реквизиционные бригады и провиантские отряды земского ополчения (мало чем отличающиеся друг от друга), а аристократия готовилась пышно отпраздновать очередной новый год.
Особняки стремились перещеголять друг друга украшениями. Не-е-ет, укрепления и торчащие во все стороны стволы никуда не делись, но вот ежели на дуло эдак мишуры накрутить — оно куда нарядней будет-с! Силовики от этого сходили с ума и глядели ещё суровее, чем обычно.
Приготовления в высоких (и не столь высоких, но всё же видных) домах преваысили все предыдущие годы, потому что… в нынче дворов, претендующих на звание царского, было куда больше одного. И каждый, вместе со своими сторонниками собирался пустить пыль остальным в глаза.
В Москве готовился большой и очень торжественный приём. К сожалению, только для своих, без иноземных послов — с одними война, другие со страху сами разбежались. Но пышность ожидалась неимоверная. По всем приглашённым был разослан специальный рескрипт, регламентирующий в деталях, как следует вырядиться. Послов нет, но шпионы-то есть! Вот пусть и отчитываются своим государям, кто тут на самую широкую ногу гуляет.
Сторонники Лжедмитрия организовывали празднование в Тушинском дворце. Дворец хоть и мал был, зато вокруг по европейской моде обрядили лесок, придав ему вид зимнего парка, и обещались всех поразить невиданным в Русском Царстве фейерверком.
Тула разбилась на целое созвездие силовых центров, концентрировавших вокруг себя союзников, кто сколько может.
Прочие города (а точнее, проживающее в них дворянство), представители городков, городишек и имений стягивались в эти точки сообразно политическим склонностям.
Марина наконец-то вытрясла из отца деньги на содержание! Это вызывало в её душе одновременно триумф и досаду. Времени на украшение подобающего особняка к новому году совсем мало! А ведь нужно ещё успеть разослать приглашения, подобрать повара, составить меню и программу! Местным медведям такого тонкого задания никак поручать нельзя.
Радовало же то, что Марина смогла уже съехать из дома Трубецкого-отца. Она больше не будет приживалкой! Пора, пора формировать величественный образ русской царицы. А то смотрят на неё свысока некоторые.
Ежи Трубецкой, объявленный главным рындой* царицы, последовал за ней. А вот Лизоньку, к неудовольствию Марины, родители из-под своей опеки не отпустили, сказавшись сложными временами, да и вообще вежливо разъяснили полячке, что фрейлины, подходящие для невесты, для русской царицы уже невместны, а полагается окружить себя дамами, пусть и молодыми, но уже замужними. О Лизином же браке покуда и речи нет, так что путешествовать за царицей ей будет неприлично.
*Охранником-телохранителем.
Прежде чем съехать, Марина попробовала было фыркать и топать ножкой, но Никита Романович, соизволивший в этот раз переговорить с полячкой лично, неожиданно прямолинейно заявил:
— Положение ваше, сударыня, весьма спорно и шатко. Даже если Василий Скопин-Шуйский не устоит, и Дмитрию Фёдоровичу удастся вернуть Московский престол, то многие начнут вслух, и изрядно громко, уверяю вас, задавать вопросы, которые и сейчас обсуждаются в личных беседах. И первый из них: самостоятелен ли Дмитрий Фёдорович, и если всё же нет — то кто им управляет?
— Так я же и говорю вам! — Марина с отчаянием от того, что её никто не слышит, прижала руку к груди. — Он полностью под влиянием альвийской ведьмы!
— В таком случае, уважаемая Марина Юрьевна, я бы посоветовал вам быть готовой к заявлениям, что брак ваш недействителен ввиду невменяемости супруга, и, соответственно ребёнок ваш, — Трубецкой удержался от тыканья пальцем, но глазом стрельнул так, что полячка невольно защитным жестом прикрыла почти незаметный живот, — будет признан… незаконнорожденным.
Марина прикусила губу. А ведь этот хитрый дядька недаром ни разу не зазвал её мужа ни царём, ни даже царевичем, да и вообще намекнул на скользкость ситуации…
А если взаправду: может ли Дмитрий Фёдорович претендовать на статус хотя бы мужа, либо она, дочь польского магната, носит под сердцем байстрюка-ублюдка*?
*Если вы не в курсе —
оскорбительное наименование
незаконнорождённых детей.
Марина так сильно старалась уверить всех, будто носимое ей дитя — от царя Дмитрия, что и сама незаметно поверила в это, и высказанный намёк поразил её настолько, что вопреки всем правилам этикета полячка резко развернулась и вышла из комнаты, не произнеся более ни слова.
— Резковато вы, батюшка, — слегка укорил отца Юрий Трубецкой, молчаливо присутствовавший при всём разговоре.
— Резковато аль нет, а соображать
