верно?
– Совершенно верно. Что ж, извольте. После того как Евгений Петрович в очередной раз продемонстрировал свою непрошеную заботу… тихо, – это было сказано супругу, который открыл было рот, – я решила, что и с покупками он и без меня справится.
– Он обычно их и делал, верно?
– В отсутствие домработницы… Так он же вам сказал – ему нравится! Мы далеки от предрассудков.
– Понимаю, понимаю. Продолжайте, пожалуйста.
– Я отправилась по рядам, – она несколько застопорилась, но довольно быстро нашлась, – хотела посмотреть кое-какие вещи для дачи. Знаете, оживить интерьер.
– А что с ним не так? С интерьером?
– Дача казенная, в целом все в порядке, но больно смахивает на казарму. Хотелось, знаете, текстиля, кое-что из фарфора…
«Подушки-шторы совершенно спокойно могла бы сама пошить. Хотя где тебе», – подумал капитан, поглядывая на ее ручки, красивые, холеные, с ямочками, полированными ногтями. Спросил, изображая интерес:
– И что же, нашли?
При упоминании о тогдашней своей находке Мурочка заметно воодушевилась:
– Да, вы знаете, такой замечательный торшерчик, в виде кариатиды с двумя факелами, как раз для кабинета… – тут она спохватилась, оборвала саму себя: – Впрочем, вы ведь не об этом, верно? Я слезно просила продающую подождать, потому что тут еще одна желающая заинтересовалась. В общем, деньги были у мужа, я и побежала его искать.
– Понимаю. Сколько времени прошло с тех пор, как вы расстались?
– Около часа.
– Немало. У вас сильный характер.
Тихонова не заметила издевки:
– Не жалуюсь.
– Итак, вы вышли с рынка. Одна?
– Разумеется!
– И увидели, что машины нет.
– Да, ни мужа, ни машины… Я решила, что он меня не дождался и уехал один.
– По каким причинам вы так решили?
– Потому что и у Евгения Петровича сильный характер.
Сорокин глянул на нее – а вот теперь ни тени насмешки. Или же все-таки так хорошо притворяется?
– Должно быть, обидно было?
Она промолчала.
– И как вы поступили, увидев, что вас оставили одну, без денег на столь полюбившуюся вам покупку?
Тихонова поджала губы, прищурила зеленые глаза – острые, как у хищной кошки, – задрала нос, но процедила вполне вежливо:
– Я просто решила отправиться немного проветриться.
– Куда, позвольте узнать?
Она вспыхнула:
– Это что значит? Даже мой супруг не позволяет себе такие вопросы!
– И сие ваше семейное дело, – заметил Сорокин, – это я не затрагиваю. Я задаю вам вопрос как свидетелю.
– Свидетелю чего? – немедленно перебила она. – Что случилось-то? Заявления-то никакого нет!
Так. Дискуссия зашла в тупик. Капитан демонстративно повернулся к мужской части этого поистине комического дуэта:
– Вот как раз и этот вопрос я хотел обсудить с вами, товарищ полковник. Поскольку вы значитесь собственником этого средства передвижения.
– Слушаю вас, – вяло подбодрил Тихонов.
– Вы заявляли о пропаже автомобиля?
– Нет.
– По каким причинам?
– Я был занят… на работе, – глядя чуть в сторону, ответил Тихонов.
За время разговора Сорокин присмотрелся к посетителю. По целому ряду нюансиков – подрагивающие руки, мешки под глазами, красные жилки в глазах и прочее – легко было установить причину занятости. В отпуск отправили не просто так, а до выяснения, перед этим хорошенько проработав за запашок, за полеты на бреющем, а потом подключилась эта лесопилка на дому.
«Пил, скорее всего», – имелась некоторая жалость к товарищу полковнику, попавшему, как кур в ощип, но дело есть дело.
– Боюсь, вы несерьезно относитесь к несообщению о факте пропажи личного транспорта. Во-первых, это не зонтик, не плащ, это источник повышенной опасности и транспортное средство. Если оно будет использовано в противоправных целях, отвечать будете вы.
– Хорошо, – вяло согласился полковник, с видом приговоренного к утоплению, которому все едино – камнем больше, камнем меньше привяжут ему на шею.
– Во-вторых, Евгений Петрович, должен напомнить вам, что сокрытие уголовного деяния есть преступление.
И снова вскинулась дурочка Мурочка, но даже под ее шляпкой, в глупой голове что-то все-таки щелкнуло. Что до хода мысли Тихонова, то Сорокин, опытный чтец по лицам, практически мог наблюдать его. Более того, ободрял: «Да-да, именно. Ко всем твоим болячкам могу обеспечить тебе волдырь сверху, да не один. Давай, полковник, рассказывай по-хорошему».
– Итак, вернемся ко дню пропажи вашего автомобиля. Евгений Петрович, чем вы занимались, вернувшись с сумками домой и не обнаружив ни супруги, ни машины?
– Я прибирался, готовил, – спокойно, без тени смущения ответил Тихонов, – надо было привести дом в порядок. В гости ожидался наш старый друг, проездом.
– Вы, такой заботливый супруг, неужели не беспокоились?
– О чем?
– О том, например, где ваша супруга? Все ли с ней в порядке? Ведь ни ее, ни машины… Вы знаете, что она плохой автолюбитель, вдруг что-то случилось с ней, со средством передвижения?
– А что же я должен был делать?
– Ну, может, вы звонили друзьям, подругам.
– В Москве у меня нет ни друзей, ни подруг, – заметила Тихонова, – и Евгений Петрович осведомлен об этом.
– Если бы что-то случилось, то мне бы сообщили, – добавил Тихонов.
«Хладнокровненько он…» – подивился Сорокин, и, увидев, как ерзает Мурочка, продолжил:
– Так где же вы были, гражданка Тихонова?
– Я отправилась в кино.
– Что смотрели?
– «Гибель “Титаника”».
– Где?
– В «Художественном».
– Билеты сохранились?
– Разумеется, нет.
– С кем вы были?
А вот и нужный результат, наконец. Она вспыхнула:
– Я была одна.
– Куда вы потом отправились, после кино?
– Я поехала к подруге.
– Вы же сказали, что у вас нет подруг в Москве.
– Я преувеличила.
– Когда домой вернулись?
– Я провела у нее ночь.
– Не беспокоясь о том, что подумает муж?
– Он ее терпеть не может, я не хотела его расстраивать.
– Удивительно, – чистосердечно признался Сорокин. – Ну а фамилию, имя, адрес назвать можете?
Мурочка взорвалась грязевой бомбой:
– Что за вопросы? У нас что, полиция нравов? Мой супруг не задает мне подобные вопросы, а тут вы! Евгений Петрович, в конце концов, почему ты молчишь?
Тихонов так и не сказал ни слова. Сорокин же, отведя взгляд, протянул полковнику лист бумаги, придвинул чернильницу, прибор.
– Прошу вас, товарищ потерпевший, в подробностях описать день, когда был угнан ваш автомобиль. Уделите, пожалуйста, особое внимание приметам, по которым его можно опознать, – укажите все, которые помните. Укажите причины, по которым вы сразу не обратились с заявлением о пропаже.
Тихонов замялся:
– Простите. А это вот, последнее, обязательно указывать?
– К сожалению, да, – с пониманием и сочувствием, но твердо заверил Сорокин, – теперь вы, гражданка Тихонова.
– Я не стану ничего писать!
С ней Сорокин церемониться не собирался.
– В этом случае напоминаю вам вполне официально о том, что вы являетесь по делу свидетелем и давать показания обязаны. В противном случае объясняться с вами буду уже
