Ибн Хордадбех имел доступ к государственным архивам и что он писал о восточных славянах и русах «по личному наблюдению или лично добытым известиям…». Сегодня А. В. Назаренко, «омолаживая» на несколько десятилетий время свидетельства данного автора, дабы отнести его ко времени не ранее 870 г., т. е. после 862 г., года призвания, по его убеждению, шведских «руотсов», подчеркнул, что он «сталкивался с „русскими“ купцами в Багдаде или своем родном Табаристане…» и что обладал «незаурядной» осведомленностью)[56].
Ибн ал-Факих (конец IX — начало X в.) дает параллельный вариант чтения известия Ибн Хордадбеха, но именует купцов «славянскими». Ибн Хордадбех, к сообщению которого, заключал А. П. Новосельцев, надлежит «относиться с доверием», и Ибн ал-Факих «пользовались каким-то общим, нам не известным источником», относящимся, как можно сделать вывод, к началу IX или даже к концу VIII в. (однако Е. В. Пчелов утверждает, не утруждая ни себя, ни читателя доказательствами, что в описаниях арабских авторов «русы имеют совершенно определенные скандинавские черты»)[57]. Ал-Истахри в 930–933 гг., основываясь на труде ал-Балхи, написанном около 920–921 гг., вслед за ним констатировал, опять же отмечая связь русов со славянами: «Русы. Их три группы. Одна группа их ближайшая к Булгару, и царь их сидит в городе, называемом Куйаба… И самая отдаленная из них группа, называемая ас-Славийя, и (третья) группа их, называемая ал-Арсанийа…». Его продолжатель Ибн Хаукаль в 969 г. посетил юг Каспия, где записал рассказ о разгроме Хазарин русами, подчеркнув при этом, что «самая высшая (главная)» группа русов — это «ас-Славийа». Сведения о трех группах русов восходят, отмечается в науке, ко второй половине IX в.[58] (в целом же, конечно, очень трудно сказать что-либо конкретное по поводу русов восточных авторов. Как заметил А. Г. Кузьмин, так они «в разных местах и в различные периоды называли не одно и то же население. На каком-то этапе это имя покрывало выразительную салтовскую культуру Подонья и Приазовья»[59]).
В «Житии святого Кирилла», созданном в 869–885 гг. в Подунавье, рассказывается, как Кирилл в Крыму (в Корсуне) в 861 г. приобрел «Евангелие» и «Псалтырь», написанные «русскими письменами» (речь идет о глаголице, одной из славянских азбук), которые помог ему понять местный житель, говорящий «на том же языке» (что указывает на присутствии там русов-христиан уже в середине IX в., т. е. ранее, обращает внимание А. Е. Кузьмин, возникновения Тмутараканской епархии при патриархе Фотию)[60]. А Кирилл и русин смогли понять друг друга потому, что говорили на славянском языке, который первый из них знал по факту, как выразился С. А. Гедеонов, рождения «в полуславянской Селуни»[61] (но норманисты, борясь с южной русью, противоречащей их шведскому взгляду на начало Руси, уверяют, как это делает, например, Е. В. Пчелов, что «слово „руские“ на самом деле представляет собой ошибку, а речь идет о „сурских“, то есть сирийских письменах…. Таким образом, по наиболее распространенной версии, Кирилл в Херсонесе познакомился с сирийским языком и сирийской письменностью, а не некой „русской“»[62]. Убеждают, «поправляя» источники по своему усмотрению, но не ведают того, что «в те времена сирийской общины в Крыму не было, а автор Жития говорит только о народах, проживавших в Крыму»[63]). Остаток южной славяноязычной руси, по всей видимости, зафиксировал побывавший в России в 1517 и 1526 гг. С. Герберштейн, говоря о «черкесах-пятигорцах… у Понта», которые, как это ему объяснили русские, «христиане… согласны с греками в вере и обрядах и совершают богослужение на славянском языке, который у них в употреблении», и которые «крайне дерзкие морские разбойники, ибо по рекам, стекающим с гор, они спускаются на судах в море и грабят всех, кого могут, в особенности плывущих из Каффы в Константинополь»[64].
* * *
С масштабными действиями в 860 г. черноморской руси, потрясшими мощную Византийскую империю, связаны события 862 г.: приход из Балтийского Поморья в Северо-Западные земли Восточной Европы варягов и варяжской руси, во главе которых стояли братья Рюрик, Трувор и Синеус. Причем, как подчеркивает в той же ПВЛ, но другой уже летописец, проводя иной взгляд на начало Руси, чем тот, который высказан под 856 г.: «И от тех варяг прозвася Руская земля»[65]. В отношении этнической принадлежности этих пришельцев на Русь, представители которых через двадцать лет, в 882 г., в лице Олега Вещего объединили Северную Русь и Южную Русь, являвшиеся полноценными государствами, в один государственный организм, чаще всего условно именуемый в науке Киевской Русью, высказано большое число мнений — они либо норманны, либо славяне, либо финны, либо литовцы, либо венгры, либо хазары, либо готы, либо грузины, либо иранцы, либо кельты, либо евреи[66]…
Такой разброс мнений объясняется тем, что сводчики ПВЛ, трудившиеся над нею со второй половины X до начала XII в., не касались проблемы этноса и родины варяжской руси, самым деятельным образом участвовавшей с середины IX столетия в жизни восточных славян. Для них этой проблемы просто не существовало, т. к. они, пояснял И. Е. Забелин, хорошо знали, о ком вели речь, поэтому не считали надобным входить в подробности, в свое время всем известные[67], и в первую очередь, конечно, тем, кому был адресован их труд. Вместе с тем летопись, хотя нигде прямо не говорит ни о родине варяжской руси (варягов), ни о ее языке, в то же время дает исчерпывающую информацию по этим вопросам. В ее недатированной части граница расселения варягов на западе (а также на востоке) локализуется довольно четко: они сидят, пояснял летописец конца X в.[68], по Варяжскому (Балтийскому) морю «ко въстоку до предела Симова, по томуже морю седять к западу до земле Агнянски и до Волошьски». М. П. Погодин в свое время установил, что летописец начинал «Симов предел» с Волжской Болгарии, а не с южных берегов Каспийского моря, как это обычно утверждалось в нашей науке под влиянием византийских хроник (т. е. варяги на территории от Балтики до «Симова предела», констатировал А. Г. Кузьмин, — это «города и земли, занятые в свое время мужами Рюрика»)[69]. Далее Кузьмин подчеркивал, что «Волошской землей» со Средневековья западные славяне именовали «Северную Италию, и это название естественно распространялось на возникшую в 962 году Священную Римскую империю», простиравшуюся от Рима до Ютландии[70] и граничившую там с южнобалтийскими славянами.
И другой летописный ориентир — «земля Агнянска» — также указывает на Ютландский полуостров, на что в 1836–1876 гг. акцентировали внимание антинорманисты Ю. И. Венелин, С. А. Бурачек, Н. В. Савельев-Ростиславич, И. Е. Забелин[71] (но и сегодня норманисты, например, археологи В. Я. Петрухин и Д. А. Мачинский, плохо все же знакомые с летописью, и потому
