или кто там нас создал?) для тебя не является доказательством акта творения? Неужели все эти циклы окисления трикарбоновых кислот, работа АТФ, ДНК и прочая сложная биохимия, протекающая в нас, для тебя не является четким подтверждением того, что мы, то есть человек как биологический вид, и есть конечный продукт эволюции? Ну, или конечный продукт замысла божьего.
Да, отвечу я, все это замечательно и крайне увлекательно. Да, человеческий организм уникален и по своей сути представляет практически совершенный биологический продукт. Но, во-первых, есть на нашей планете организмы и посложнее человеческого, те же осьминоги или дельфины. И в этих организмах протекают ровно такие же сложные биохимические процессы, что и в наших с вами телах. Я немного о другом. Я про то, что человеческий организм в моей системе координат человеком, по сути, не является. Наши тела, какими бы сложными они ни были, это не мы сами. Наши организмы — лишь оболочки, в которых временно пребывает то, что и делает нас нами. Наше тело — лишь простое вместилище для настоящих нас. И самый главный вопрос бытия для меня не в том, что есть наши тела, тут как раз все понятно. Наши тела — это всего лишь биологические роботы, выполняющие определенные программы, заложенные в нас извне. Самый главный вопрос, с моей точки зрения, в том, кто мы есть на самом деле.
Сложно? Да, согласен. Однако предпосылки для такого рода мыслей в моей голове есть, и сейчас я о них расскажу.
Всего два эпизода моей жизни заставили меня полностью пересмотреть свое отношение к этому миру, к своему организму и к природе всех вещей на земле. Первый эпизод произошел со мной в четырнадцать лет. Я тогда был сильно увлечен эстрадными танцами. Ну, как увлечен? Мать с бабушкой настаивали на том, чтобы я вместо бесцельного и бесконтрольного шастанья по улицам был постоянно чем-то занят. Всю мою неуемную энергию (а было у меня этой энергии хоть отбавляй) с раннего детства направили, как говорится, в мирный атом. Время было лихое — девяностые, провинция. Возможно, именно это решение моих родителей и уберегло меня тогда от незавидной участи большого числа моих спившихся, искурившихся и снаркоманившихся одногодок. Но не в том суть. Как-то летом, прямо перед днем города, где наш ансамбль должен был выступать чуть ли не в качестве хэдлайнеров, получил я на местном диком пляже довольно мерзкую травму. Какой-то забулдыга закопал в песке разбитую бутылку горлышком вниз, «розочкой» вверх. Мы с двоюродным братом дурачились, пытаясь побороть друг друга в этом самом песке. Брат сделал какой-то хитрый прием, и я весело полетел на ту самую «розочку», которой и распахал себе колено до кости. В общем, шок, кровь, сорванный отдых. До ближайшей больнички меня тогда донес на руках мой родной дядька. Однако в приемном отделении, куда мы поступили «самотёком», помощь оказывать мне отказались, поскольку (цитата дежурного хирурга, небрежно глянувшего на мое окровавленное колено во время перекура): «Там всего пару швов нужно наложить, езжайте в травмпункт».
Где у нас травмпункт, мы толком не знали (гугла тогда ещё не было, навигаторов тоже). Вредный хирург, осматривавший меня, сильно разобиделся на моего дядьку, поскольку тот, особо не сдерживая своих эмоций, высказался насчет отказа эскулапа зашивать меня на месте, так что адресочек нужного нам лечебного учреждения он не подсказал. Это к чему я все рассказываю? Медицинскую помощь в итоге я получил слишком поздно. А рана, как оказалось, была не такой уж и пустяковой, как о ней отозвался первый попавшийся на нашем пути медик. Время было упущено, и даже после того, как мою рану обработали и зашили, она вскоре загноилась. На лечение и восстановление ушло больше года, так что о танцах мне пришлось забыть. Не хватило силы воли вернуться в коллектив и уже с другой группой, младшей, наверстывать потерянное время.
Так, к слову — вот так из-за действия, а порой даже из-за бездействия одних людей судьбы других могут измениться кардинально. В тот момент у меня действительно здорово получалось танцевать, и я планировал поступать в хореографическое училище. А вот не срослось.
Но история даже не об этом. На следующий день после травмы, утром, я проснулся в доме своей бабушки. Помню, вкусно пахло блинами. Где-то на кухне гремел чем-то дед, лилась вода из-под крана — вероятно, он мыл посуду. Бабушка размешивала стареньким венчиком основу для блинов. Обычно она блины жарила сразу на двух сковородках, так что к привычному бытовому шуму примешивались и периодические шипящие звуки жарки.
Мне захотелось по малой нужде. О своей травме я оперативно вспомнил и очень порадовался тому, что нога не болит. Невдомек мне тогда было, что с вечера она не болела из-за вколотой мне местной анестезии, а утром она не болит лишь из-за того, что покоится на двух подушках и обездвижена. Тем не менее тревожить колено я побоялся и хотел было уже позвать бабушку, чтобы та помогла мне добраться до туалета, как вдруг заметил, что рядом с изголовьем стоит мой детский горшок. Тогда такие вещи не выбрасывались просто так, хранилось все и подолгу. Так, на всякий случай хранилось, мало ли что. Как раз это самое «мало ли что» со мной тогда и приключилось. И бабушка, предвидя мои утренние проблемы с туалетом, загодя подсунула мне этот самый горшок, дабы я не скакал на одной ноге до туалета.
Я медленно встал, опираясь на здоровую ногу, приспустил трусы, вывалил приборчик и, подставив тот самый горшок, приступил к делу. И так мне в процессе хорошо стало, так приятно (ну, вы понимаете это ощущение), что я не заметил, как расслабился и чисто машинально перенес свой вес на обе ноги. Ох, не стоило мне этого делать… Боль в колене мгновенно прострелила все мое тело до самой головы. Да так прострелила, что я попросту отключился.
И тут бы истории и завершиться, но нет, тут она только начинается. Вместо того чтобы постепенно прийти в себя, как это обычно и бывает у людей во время обморока, я пережил совсем иной опыт. Я почему-то оказался вне себя. Увидел мир собственными глазами, вот как вы сейчас глядите в текст или вокруг себя, да только глаз у меня не было. Ни глаз, ни рук, ни ног — ничего вообще. Я обнаружил себя парящим над полом на привычном уровне своего роста. Посмотрел вниз — и обомлел, увидев самого себя лежащим на диване без
